Харви пожал плечами.

— Но я же уже сказал — он ошибся.

— У него нет никаких проблем с выпивкой, — вмешался я. — Больше нет.

Она стремительно обернулась ко мне. Я продолжал:

— Его проблема состояла в том, что он считал, что не может сочетать стрельбу с выпивкой. Вот почему он и завязал, взявшись за эту работу. Поэтому сегодня ночью он пытался отговорить нас от этой затеи — знал, что слишком много выпил. Он даже сам сказал об этом: ему хватило мужества признаться, что он загубил все дело своим пьянством.

Голос мой звучал бесстрастно и монотонно, словно глухие удары здоровенного гонга. Но я должен был договорить.

— Затем он вступил в бой — и убил лучшего наемного убийцу Европы. Человека, котировавшегося выше его самого. Ну и в чем же здесь проблема? Он убедился, что может сочетать пистолеты и виски. Теперь он не проживет и двух месяцев.

Глаза ее сузились.

— Но это вы втянули его в тот бой.

Я беспомощно покачал головой.

— Я вовсе не хотел никуда его втягивать. Потому и попытался убить Алена сам. Думал, что справлюсь, используя элемент неожиданности… проползу по траншеям и… — Я несколько натянуто улыбнулся. — Канетону прежде отлично удавались подобные штуки. Но, возможно, Мерлен был прав.

— Насчет вас обоих, — тихо добавила она.

Харви поднялся. На ногах он стоял абсолютно твердо; несколько порций виски Флеца поверх выпитой фляжки бренди не нарушили его устойчивости. Но чтобы быть лучшим наемным убийцей Европы, нужно немножко больше, чем способность держаться на ногах. И немножко меньше виски.

— Ну ладно, в Париж-то мы едем? — нетерпеливо спросил он.

Я кивнул и повернулся к двери. Девушка звонко, с горечью в голосе произнесла:

— Благодарю вас, месье Канетон.

И, возможно, она была права. Возможно, я все еще оставался Канетоном. Возможно…

Я посмотрел на нее, затем на Харви — на его затравленное, изборожденное морщинами лицо, которое казалось удивительно невинным, потому что на нем столь явственно читалась вина.

— Ну как, руки не трясутся? — спросил я. Он вытянул в мою сторону правую руку с растопыренными пальцами. Они были тверды, словно высечены из камня. Глядя на них, он улыбнулся.

— Отлично, — произнес я, а затем резко взмахнул «маузером» и услышал, как хрустнули пальцы.