— Ну конечно. Только я три докладных ему написал по этому поводу.

— И что директор?

— Говорит, сообщил куда следует. Принимают меры.

Интересно будет узнать у него, какие — именно. И почему он не сказал мне при встрече ни о мерах, ни о причине, вызвавшей их. Не нравится мне ваше поведение, Михаил Олегович! Более того, оно вызывает подозрения!

Белобоков озабоченно смотрит на часы.

— Да вы и сами можете пронаблюдать. Приступ должен начаться через десять минут, ровно в полночь. Словно бес вселяется в наши компьютеры. А как изгнать его… Разве что попа пригласить и святой водой консоли окропить, — криво усмехается начальник смены в аккуратно подстриженные усы. У них что, все мужчины усатые, что ли?

Дверь в каморку вдруг широко распахивается, и на пороге появляется девушка. Светлые волосы ее влажно блестят, плащ потемнел и набух от влаги. На лице двумя слезинками застыли дождевые капельки. Они притягивают мой взгляд, словно магнитом.

— Ой, Виктор Алексеевич!.. Я никак не могла раньше, честное слово! Да еще этот дождь… Я на такси приехала, — оправдывается девушка, для убедительности широко раскрывая и без того огромные глаза. Именно от них-то я и не могу оторвать взгляд, а вовсе не от капелек.

— Во-первых, здрасьте! — насмешливо отвечает начальник смены. Во-вторых, познакомься: инспектор Управления Полиномов Павел Андреевич. И если он сообщит в рапорте, что производственная дисциплина у нас хромает на обе ноги, Михаилу Олеговичу будет трудно отстоять нашу квартальную премию. А это — Элли, лучший программист центра.

— Ну, так уж и лучший… Надеюсь, инспектор не станет ябедничать? полуспрашивает-полуутверждает Элли, и я вдруг с ужасом понимаю, что готов тут же выполнить любое, самое сумасбродное ее приказание. Любую, самую фантастическую просьбу. Любое, самое потаенное ее желание… Споткнувшись на этом двусмысленном слове, я вновь обретаю утраченный было дар речи.

— Не наябедничаю, — говорю я хрипло. Но у Элли в этом нет никаких сомнений: она уже выпорхнула из каморки, оставив дверь приоткрытой. Стрекотание принтера становится громче и окончательно выводит меня из транса.

— Я хотел бы посмотреть, как начинается приступ «лихорадки».

— Если он будет сегодня, — хмуро говорит Белобоков, вставая.

Мы выходим из кабинетика, и в операторской я сразу же отыскиваю глазами Элли. Она нажимает кнопки телефона. Видимо, абонент занят, и это очень раздражает Элли. Скользнув по мне невидящим взглядом, она швыряет трубку на рычаг и сердито барабанит пальцами по стеклу, покрывающему стол.

Хотел бы я быть тем человеком, которому бросается звонить красивая девушка, даже не успев привести себя в порядок. Мокрые волосы слиплись висюльками, лицо еще не высохло… А все равно — хороша!

— Подождите, я сейчас… — говорит мне извиняющимся тоном Белобоков, направляясь в операторскую. В левой руке его — толстая пачка распечаток. Сделав вид, что не расслышал, я почти бесшумно иду вслед за ним.

Элли подсела к одной из «персоналок» и лихорадочно вводит в нее с клавиатуры то ли программу, то ли просто текст. Начальник смены раскладывает распечатки на столе в дальнем углу комнаты. Я, заложив руки за спину, задумчиво бреду, огибая стоящие на дороге стулья, в его сторону. Поравнявшись с Элли, медленно поворачиваюсь, невзначай задерживая взгляд на дисплее…

На нем длиннющая серия чисел: 42.83.17.61.21.84.60.11… Прочитать дальше я не успеваю, потому что цифры с дисплея вдруг исчезают. Я перевожу взгляд на трогательно-беззащитный затылок Элли, склонившейся над клавиатурой, и натыкаюсь на ее гневный взгляд, нацеленный, словно дуэльный пистолет, мне в переносицу.

— Простите, — помимо воли срывается с моих губ.

Но, собственно говоря, что я такого сделал? Ну прогулялся туда-сюда, ну машинально скользнул взглядом по дисплею… И за это — под дуло пистолета?!