А снующие вокруг стола молодые люди с какими-то сверхсекретными папками, давали понять, что тут не просто поминки, не просто вечер дружбы народов, а еще и подписание договоров, дележ владений убиенного Ваха.
– А он бы и так вам все отдал, – тихо сказала Аида.
– Что? – не расслышал Дон.
– Кто-то из твоих друзей перестарался, – дерзко заявила она. – Вах пребывал в депрессии, и готов был продать тебе по дешевке свою часть предприятия. У вас ведь состоялся с ним телефонный разговор, не так ли? – Откуда ты все знаешь?
– Я была у него дома в день убийства.
– Просила денег?
– Это мое дело.
Присутствие Борзого, да еще в виде компаньона Донатаса, ставило крест на всей затее и на ней самой. Ведь она собиралась продать Борзому шефа, и Дон уже, наверно, в курсе этой несостоявшейся сделки.
– Помянете Валентина Алексеевича? – навис над ней Борзой с бутылкой водки и нагловатой ухмылкой.
– Красное вино, пожалуйста, – сказала она с литовским акцентом.
– Правильно, детка – поддержал ее Дон. – Мы, добрые католики, поминаем не водкой, а красным вином! Это цвет крови Господа нашего…
– Да какой ты, в задницу, католик! – перебила она его по-литовски, вызвав взрыв смеха у литовской части сборища. И еще она успела заметить улыбку на лице Нечаева.
Она залпом выпила вино.
– За что я люблю эту девчонку? – воскликнул раскрасневшийся Дон. – Кто еще посмеет мне дерзить, как она? Есть добровольцы?
За столом установилась гробовая тишина. Все словно оцепенели, только престарелая родственница покойного неодобрительно покачала головой.
– То-то же, – обведя волчьим взгляд ом присутствующих, подытожил Донатас.
После чего смачно выругался по-русски, и Аиде стало не по себе. Она вдруг вспомнила, что месяц назад заметила у Дона на макушечке едва наметившуюся лысину. Вот студентке иняза, стоявшей на балконе, она и бросилась в глаза.
– Как поживает ваш украинский друг? – подсел к Аиде Борзой.
– Спасибо, хорошо. Очень хотел с вами увидеться, но дела не позволили.
– Когда разделается с делами, пусть приезжает в Катю. Я всегда рад гостям, а таким в особенности. – Последние слова он произнес со скрежетом зубовным. Видно, Мадьяр сильно расстроил его планы. Или, вернее, часть планов.