– Естественно. Но тебе придется надеть на себя что-то помимо этого полотенца.

Он смеется, и секунду в его глазах горят искорки. Глаза у него почти такие же зеленые, как базилик, который он держит в руках. Он забегает в туалет рядом с кухней и через пару секунд выходит в шортах и футболке, которая когда-то была красной, но теперь выцвела до лососевого цвета. Я вспоминаю маминого друга Бена – модельера из Лондона, который всегда описывал свои коллекции, используя сравнения с фруктами и овощами: «Много баклажанов в этом сезоне, – мог он сказать, – и лаймов». Сначала я не могла понять, модельер он или шеф-повар.

Джулиан кидает на стол большой пакет артишоков, а потом достает кастрюлю, в которой наверняка можно сварить лошадь.

– Так, нам надо их сварить, а потом выскоблить сердцевинки.

– Звучит жутковато.

Он улыбается. Пока вода закипает, я рассказываю ему об Оливере и о том, как он выскоблил мое сердце.

– Да, парни это умеют, – отзывается Джулиан, – в старших классах я влюбился в своего соседа, Роди Джонсона. Вечером перед выпускным, мы собирались сбежать и отправиться в гостиницу «Шато Мармон» на бульваре Сансет.

– Папа там всегда останавливается! – Я чувствую, что веду себя как перевозбудившийся ребенок, и приказываю себе успокоиться.

– Ну да, что тут сказать? У меня уже тогда был хороший вкус. – Он осторожно бросает в кипяток артишоки. – В любом случае он не пришел, и я был вынужден пойти на выпускной, где и обнаружил его танцующим с Джеки Белл. Симпатичная девочка, если не обращать внимания на неправильный прикус. Это разбило мне сердце. Я весь вечер тихо напивался в углу.

– Мне почему-то трудно представить тебя с разбитым сердцем.

– Ах, тут ты ошибаешься, милая. Все, – заявляет он, накрывая огромную кастрюлю крышкой, – все хоть раз в жизни это переживают, а многие и по нескольку раз. Такова жизнь.

– Так это был единственный раз в твоей жизни?

– Единственный, который меня действительно потряс. Если я встречу Роди Джонсона, я, наверное, дам ему по яйцам.

Звонит телефон, и Джулиан берет трубку, мастерски сочетая разговор со срезанием цедры с лимона.

– Чао. В восемь часов, милая. По времени Тосканы, не по Фиджи. Хорошо, ciao bella[6]. – Он кладет трубку и принимается мыть салат. Мне поручили порезать базилик.

– Это Изабелла. Она канадская рок-звезда. Последние два года провела на Фиджи, и ее чувство времени и ответственности… ну, скажем, отключились. Конечно, рок-звезды никогда не были пунктуальными, но Изабелла, я думаю, учится. Ее муж – полная противоположность. Парень, помоги ему Бог, всегда действует в соответствии со сводами правил, инструкциями и таблицами. Когда его нет поблизости, за ней приходится следить.

Я передаю ему первую партию мелко порубленного базилика.

– Молодец! Мы сделаем из тебя шеф-повара. Кстати, я всегда говорю, что немного вина в процессе готовки делает блюдо приготовленным по-настоящему с душой. – Он наливает себе полстакана красного вина и глоточек мне. На бутылке нет этикетки.

– Это с виноградников нашего соседа. Выносит мозг. – Джулиан делает небольшой глоток, держит вино во рту и с улыбкой проглатывает. – На вкус сплошная ежевика. Варенье в бутылке.

Я пробую вино и пытаюсь так же поиграть им, но не удерживаю все во рту. Когда артишоки готовы, Джулиан снимает их с плиты и ставит диск с итальянской оперой. Может быть, дело в этой торжественной музыке, но я чувствую себя настоящим шеф-поваром. Джулиан уже сварил пасту, так что мы с ним начинаем складывать лазанью. Рикотта, моцарелла, артишоки, томатная паста, базилик, сладкие итальянские колбаски и так далее. У меня слегка кружится голова, и я начинаю чувствовать, что проголодалась. Когда мы заканчиваем, Джулиан говорит: