Рейни молчала. К горлу снова подкатил комок. Опустив голову, она старательно изучала трещины в тротуаре.
– Если ты и впрямь хочешь жить и двигаться дальше, – мягко продолжал Куинси, – то так и сделай. Прости себя. Иди на суд и дай присяжным шанс также простить тебя. Ты хороший человек. Отличный работник. Любой в Бейкерсвиле так скажет. Спроси Сандерса. Спроси Люка. Спроси меня. Я – надменный федерал, и я почту за честь работать с тобой.
– А-а, заткнись, Куинси, не то я сейчас расплачусь. – Рейни промокнула уголки глаз и громко шмыгнула носом. Черт бы его побрал.
– Что ты собираешься делать?
– Ты меня почти убедил.
– Конечно. Я же эксперт.
– А вот мне еще многому надо учиться.
– Рейни…
– Нет, не говори ничего.
– Откуда ты знаешь, что я хочу сказать? – Пирс попытался дотронуться до нее – она отступила и покачала головой.
– Оттуда! Знаю, и всё. Для человека, столько всего видевшего, у тебя удивительно романтический взгляд на жизнь. Но так не бывает, так что и не говори ничего. – Рейни подкрепила свои слова решительным жестом.
– Хочу пригласить тебя на обед, – спокойно сказал он.
– Какая ж ты задница!
– Обещаю ло-мейн с зеленым чаем. Надеюсь, в этот раз поедим оба.
– Ради бога, Куинси, ты же не собирался оставаться. Ты – агент. Ты любишь свою работу. И делаешь ее хорошо. Я – всего лишь остановка на пути.
– Я могу задерживаться где хочу. У больших «шишек» есть кое-какие преимущества.
– И зачем тебе это надо? Интересно посмотреть, как я буду расплачиваться чеками по безработице?
– Рейни…
– Это правда, и мы оба это знаем! Ты… ты – Куинси. Ты знаешь, кто ты такой и куда идешь, и это замечательно. Но я – это я. И я ничего не знаю. Мне нравилось быть копом. Да, нравилось. Теперь же… Я не представляю, что делать дальше. Мне нужно разобраться. И пройти через суд. Я не могу все это делать, зная, что ты за мной наблюдаешь. Одно дело быть коллегой, и совсем другое – нахлебником.
– Рейни, – раздраженно оборвал ее Куинси и тут же заговорил по-другому, искренне и твердо, – я скучал по тебе эти две недели. Чуть с ума не сошел. Мне никто не грубил, все были вежливы, а я едва не срывался. Мне нужна была ты.