— У вас есть основания сомневаться в моем титуле? Сообщите их. Я выслушаю со вниманием и не замедлю с опровержениями. — Он приостановился, повернулся к Лулу и с интересом ждал ответа.
Ответа, однако, не последовало, так как она слегка оторопела. Поддерживать разговор в таком тоне она не была готова и не понимала, где игра, розыгрыш, а где — всерьез. На горизонте, к тому же, появилась парочка молодых господ в спортивных костюмах.
Лулу почувствовала себя в ловушке. Но братья ее разговор с Шаховским как-то не восприняли, наверное, из-за плохого знания французского языка, ведь, подчиняясь кодексу господина Курнакова, они почти не общаются с матерью. Как бы там ни было, сейчас повода цепляться у них не нашлось. Да и вообще, они всем видом показывали, что обращать внимание на девчонку — ниже их достоинства. Пройдя мимо нее, как будто мимо пустого места, юные Курнаковы подошли к Шаховскому.
— Как вы считаете, мне ведь стал удаваться тот укол, которым я уколол Виктора напоследок? — кажется, в голосе Дмитрия прозвучали нотки подобострастия.
— «Уколол уколом…»Ждешь похвал? Хвалю. А что это за «тот» укол? Тот единственный безымянный в фехтовании? Может, профессионал подскажет? — «виконт» обратился к Виктору.
— Да тот, что по шпаге скользит, — после молчания громко отозвался Виктор.
— Куле! (coulé) с’est simple.[8]
Лулу поняла, услышав это, почему кошки крутят ушами при слове «сметана». Хорошо, когда разговаривают понятно, вот так бы и продолжал этот «виконт».
— А тебе самому понравился укол Дмитрия? Прокомментируй sine ire et studio[9].
— Ничего, — отвернулся Виктор, насупившись.
— У тебя отчего-то испортилось настроение? — участливо спросил «виконт», — что ж, поговорим с пока еще жизнерадостным Дмитрием. Тем — масса! — Он заговорил быстрее, судя по интонации, перечисляя что-то.
Лулу перестала понимать. Она устала напрягаться и разбирать слова, но почувствовала, что Дмитрий тоже получил какой-то «укол». Он вспыхнул и вскинулся, но ничего не ответил. Душа Лулу преисполнилась чувством удовлетворенной мести… Так им, задавакам, и надо! Ее собственная неприязнь к Шаховскому немного улеглась, уступив место любопытству. Лулу никак не могла найти этому человеку места в домовой иерархии. Вместо того чтобы пойти, как собиралась, в свою комнату, она крадучись последовала за «виконтом», стараясь не попасться ему на глаза.
— Александррра, — раскатился на весь этаж голос Евдокии Васильевны, — тебе что, опять одной потом подавать, как принцессе какой? Да где же эта девчонка, наконец? Витя, Митя! Вы у себя будете кушать или в саду? Покушали бы вместе, все дети, как положено.
Лулу опрометью скатилась с лестницы. Скорее поесть, пока не явились братья. Вступать с ними в контакты она больше не собиралась.
В этот день тетка, находившаяся по поводу отсутствия Доминик, в отличном настроении, накрывала на стол сама. Она даже снизошла до улыбки, когда Лулу, переводя дыхание, вбежала в комнату.
— Ну, вот и молодец! А то, видно, привыкла там, по заграницам, все не вовремя, все наспех, оттого и худущая. Не-е-т, у нас — не так, всему свое время, в еде толк понимаем и дело знаем. Оттого и сильные, и здоровые, тьфу, тьфу, не сглазить бы!
Под теткины приговоры Лулу с аппетитом уминала блинчики с мясом. После недавних скандалов слушать благожелательную речь было очень приятно, и она согласно кивала Евдокии Васильевне, хоть и не до конца понимала ее разглагольствования.
— Вот мать твоя… Сколько лет уже на наших хлебах, а все в тело войти не может. Потому и хворая… Что-то, знать, не так устроено. Одно слово — француженка. Их дело одеться, расфрантиться, да понавешать на себя побольше. А русские — нет, наша кровь даст себя знать! Вот, Павел Андреевич, например, уже, кажется, и чудной, и ездил Бог знает где. И по-французски балабонит так, что и Домна заслушивается. Видно, сама так не умеет. Да и откуда ей, с отцом-торговцем! Верно, вроде наших казаков, язык ломает. Их обычный русский человек и не разберет.
Лулу уже почти перестала улавливать нить теткиных рассуждений, но ухватилась за незнакомое промелькнувшее имя.
— А этот, Павьел Андреш, он кто есть?