— В феврале этого, тысячу двести девяносто первого, года интердикт с Арагона был снят.
Ангел неожиданно опять меня перебил.
— То есть ты был отлучен от Церкви?
— Эм-м… Нет. — Вопрос был скользким, но промолчать было немыслимо. — Чтобы избежать интердикта, отец отправил мать с детьми к родственникам в королевство Кастилия и Леон.
Мой собеседник слегка поморщился.
— Ясно. От имени Бога я подтверждаю, что в том поступке твоего отца нет греха. Продолжай.
Я облегченно вздохнул. Что ни говори, а от этого момента зависело многое. Но ангел ждал, и я продолжил.
— Уже когда я был подростком, мне объяснили, что либо я по достижении совершеннолетия делаю карьеру по духовной стезе, либо волен ступить на путь странствующего рыцаря. А там… — Я сбился, не зная, стоит ли продолжать эти рассуждения. — В общем, я обратился к братьям Ордена Храма, но они мне отказали.
Обида за тот случай дала о себе знать, и мой голос дрогнул. Зато ангел как будто бы даже развеселился. Лёгкая усмешка тронула его губы.
— Ну конечно, ты заявился к самым прославленным рыцарям нашего мира. А они отказались тебя принять. И ты, разумеется, обиделся?
— Конечно. Я же был совсем мальчишкой. — Уши налились предательской краской.
— А сейчас?
Несколько приунывшим голосом я ответил:
— А сейчас я понимаю, что они были правы. Кого они увидели перед собой? Мальчишку, не имеющего ни денария за душой, не умеющего держать меч… Что еще они должны были мне ответить?
— Хорошо, что ты это понимаешь. Что же произошло дальше?
Признаваться, что дома, у матери, я позорно расплакался, жутко не хотелось. К счастью, ангела интересовало явно не это.
— У меня дядя состоит в Ордене рыцарей Сантьяго*. С его помощью мать договорилась, чтобы меня передали в орден. И несколько лет я провел в нем послушником.