Вот как. Но ничего, я могу и напомнить, не развалюсь.

— С месяц назад дело было, — сказал я. — Ты приходил к Саше и наводил обо мне справки, он тебя в деканат отправил.

— Ну… возможно. Может, где-то услышал твою фамилию или что-то в этом роде…

— Где услышал? — настаивал я.

Вадика я не опасался. Он был человеком, про которых говорят — плюгавенький. Конечно, он мог ходить в подпольную секцию карате и в поте лица отрабатывать там маваши-гери, но я сильно сомневался, что этот модник будет выделять часть своего времени на то, что может испортить его внешность. Но и прижать его мне было нечем; ему надо было просто стоять на своем и не признаваться ни в чем — в какой-то момент я должен буду оставить его в покое и уйти ни с чем.

Меня действительно мучил тот визит, который случился буквально сразу после моей первой стычки с Родионом и его компанией. Какое-то время я подозревал, что друзья Боба решили выяснить про меня всё, что можно узнать по самым разным каналам — раз уж этим не занимался Михаил Сергеевич, уважаемый. Потом я, конечно, поостыл, но всё равно хотел узнать, что происходило на самом деле. И мне было бы очень неприятно, если бы Вадик сумел увильнуть от ответа на мой простой вопрос.

— Не помню же, — он всё больше выходил из себя, но это выразилось лишь в том, что он начал юлить. — Наверное, один из знакомых упомянул — присмотрись к пареньку, то есть к тебе, мол, перспективный…

Я на секунду задумался — и осознал, что вариантов этих знакомых не так уж и много. А если учесть, что наш Саша до визита Вадика был не в курсе, кто я такой, то список подозреваемых вообще съеживался до пары-тройки фамилий.

— Это не Виталий, случаем? — как можно более равнодушным голосом спросил я.

Внутри же меня слегка потряхивало.

Вадик оторопело посмотрел на меня.

— Он… но я тебе ничего не говорил!

— Конечно, — улыбнулся я. — Я же сам это сказал. Извини, у меня образовались внезапные дела.

Я развернулся и отправился обратно в райком. На столе у вахтера я видел телефон, который, скорее всего, имел выход в город. Это была одна из вещей, почти бесследно исчезнувшая с развалом Советского Союза — уже в девяностые просто зайти в какое-нибудь учреждение и попросить позвонить было невозможно. Но пока что люди относились к затруднениям друг друга гораздо проще.

Я подпирал спиной забор у знакомой дачи в поселке художников и ждал. Михаил Сергеевич обнаружился на службе и с третьего звонка; кажется, к тому времени вахтер уже пожалел, что разрешил мне воспользоваться казенным аппаратом. Но вот старик моё внезапное явление воспринял как должное и предложил подождать его на Соколе — он уже заканчивал работу и собирался выезжать. Меня это целиком и полностью устраивало.

Наконец на улицу вырулила черная тридцать первая «Волга», которая вальяжно остановилась прямо передо мной. С водительского места выбрался относительно молодой паренек в матерчатой кепке; он внимательно осмотрел меня, но, видимо, счел безопасным. Обошел машину, открыл правую заднюю дверь и помог выбраться товарищу Смиртюкову.

— Спасибо, Семён, завтра, как обычно, — старик пожал своему водителю руку, тот ещё раз посмотрел на меня, но потом сел в «Волгу» и умчался. — Егор, здравствуй! Чем обязан?

Сейчас старик выглядел типичным бюрократом из комедий хрущевского времени — только что пиджак он носил не белый парусиновый, а обычный и чуть ли не индивидуального пошива. На голове у него была солидная шляпа с поникшими краями, а большой узел галстука был слегка ослаблен по случаю теплой погоды.

— Мне нужно вам кое-что сказать, — повторил я то, что говорил по телефону. — Могу здесь, можем во двор зайти… Как удобно…

Старик посмотрел по сторонам пустой улочки.