– Айрис-Хилл, рядом с почтовой станцией. Иди. Думаю, мы еще встретимся – и не один раз.
Глеб повернулся, чтобы уйти – и, пока разворачивался, успел увидеть, как меняется выражение лица полковника. Полковник смотрел уже мимо него, и – будто бы в огонь.
Там, где аллея выходила на проспект, Глеба застал первый выстрел орудия крейсера. Но в тот момент он не понял природы этого упруго-раскатистого грома.
У красно-белого столба стоял всего один экипаж: легкий кабриолет на тонких колесах, запряженный мышастой кобылой. За кучера сидел мальчишка лет тринадцати в пыльном котелке.
– Эй, кэбби! – махнул рукой Глеб. – На Айрис-Хилл.
– Шиллинг два пенса, – не моргнув глазом, назвал цену мальчишка.
– Я же не говорю: туда и обратно, – возразил Глеб. – Шесть пенсов, красная цена.
– Тогда шиллинг четыре, – мальчишка отвернулся и стал изучать панораму проспекта.
– Ты сошел с ума?
– А за меньшее никто не повезет, так-то. Чего туда возить? Тама все на своих катаются, значится – пустым возвертаться. Ищи дураков, во-он их сколь собралось, – мальчишка кивнул на пустую стоянку.
– А, дьявол… Ладно, поехали.
– Денежки вперед, господин ученик.
– Ну, это уж… – задохнулся Глеб.
Однако тронулись. Кобыла шла легкой рысью, гуттаперчевые шины производили звук, удивительно похожий на шорох расшиваемой форштевнем воды.
– Поверху ехать или понизу, а?
– Так, чтобы быстрее, – прошипел Глеб.
– Значится, поверху. Не люблю я поверху, скуучно…
– А я тебя не песни петь нанял.
Мальчишка молча свернул на Парк-авеню – и это их спасло.
Парк-авеню можно было пересечь от края до края, так и не поняв, что находишься в городе. По обе стороны дороги за широкими, выложенными светлой плиткой тротуарами начинался ухоженный лес, изредка прорезываемый аллеями. Пожалуй, лишь стоящие у дороги почтовые ящики с известными многим фамилиями да изредка проступающие где-то меж стволами неясные постройки, которые вполне могли оказаться и миражем, обманом зрения, свидетельствовали: здесь живут, и живут хорошо. Несколько раз открывалось вдруг что-то странное и прекрасное: то висячий белый балкон, то поросшая мхом стена из дикого камня, то мраморная статуя – одна среди деревьев… И дважды выплывали как бы из ничего, из ниоткуда ведущие и в никуда уходящие каменные лестницы справа и слева: та, что уходила вверх, – темная, почти черная, диабазовая, а та, что вниз, к старому городу, к порту, к морю, – бело-розовая, мраморная. Движение здесь было редким: несколько карет и колясок навстречу – и солдатик в синем мундире ополченческой кавалерии, верхами обогнавший их. Это было до моста, а потом начался мост.