Едва сдерживаемый истерический смех иногда прорывался, привлекая внимание класса и вызывая негодование молоденькой учительницы. После очередного нарушения порядка она не выдержала и, покраснев от гнева, заорала пронзительным голосом:

— Борисов! Воронин! Выйдите вон из класса!

— Елена Владимировна, мы больше не будем, — промямлил Андрей.

— Никаких «не будем», здесь вам не детский сад! Я достаточно терпела ваши выходки. Дневники — ко мне на стол, я запишу вам замечание. После урока заберёте их.

Приятели, понурившись, уныло поплелись с вещами на выход. У двери Юрка, обернувшись, церемонно поклонился и произнёс:

— До свидания, Елена Владимировна!

— До свидания, до свидания! Свободны!

За дверью ребята вновь покатились со смеху и, весело подталкивая друг друга, направились к выходу из школы. Спустившись с крыльца, завернули за угол и закурили — до конца урока оставалось ещё минут двадцать, так что времени было навалом.

— Хорошо хоть родителей не вызвала и к директору не отправила, — задумчиво произнёс Андрей.

— Елена — она добрая, но… нервная, — заметил Юрка.

— И некоторые несознательные личности пользуются этой добротой, — откликнулся Андрей. — Я, конечно, не имею в виду присутствующих — это первый случай на водном транспорте. Помнишь, нам задали прочесть любимое стихотворение. Все читали Пушкина, Есенина, Лермонтова. Мы с тобой, не сговариваясь, — «Не позволяй душе лениться…» Заболоцкого (более известное друзьям по шлягеру группы «Круиз»). А Глебушка Верховцев, по обыкновению ёрничая, продекламировал детское стихотворение «Львёнок и Черепашка», подведя подо всё это, опять же по обыкновению, теоретическую основу о любви различных видов животных.

— Ага. Что будет, если скрестить ужа с ежом? Полтора метра колючей проволоки!

— Да, типа того. То-то Елена взбеленилась! И влепила Глебушке «пару».

— Я считаю, не вполне заслуженно. Ведь стихотворение хорошее, душевное такое…

Тут воспоминания приятелей прервал страшный взрыв, прозвучавший из-за угла, со стороны фасада, так что стёкла зазвенели, и последовавшая за ним белая ослепительная вспышка, словно в небесах кто-то щёлкнул фотоаппаратом. На мгновение мир стал чёрно-белым, и ото всех предметов, расположенных во дворе школы, — памятника Первому Космонавту, фонарей, кустов и скамеек, — потянулись чётко очерченные тени. Несколько секунд стояла мёртвая тишина, от которой звенело в ушах. А может быть, это были последствия взрыва. Потом тишина наполнилась гулом, гомоном, испуганными криками. На крыльцо высыпала разномастная толпа учеников и учителей. Все кричали, толкались, страшно шумели. Юрка с Андреем тоже поспешили к месту происшествия.

Возле памятника Гагарину стояла неясная фигура. Когда пыль рассеялась, все увидели, что это был солдат в защитном костюме и в противогазе.

— Инопланетя-а-ане! — пронеслось-прошелестело по рядам школьников.

Но пустое небо в легких перистых облаках хранило молчание, да и «летающих тарелок» и прочих неопознанных объектов поблизости не наблюдалось. А к Андрею с Юркой уже пробивался сквозь толпу, отчаянно работая локтями, встревоженный и запыхавшийся Метис.

— Это он! Я узнал его! — захлебываясь, говорил он друзьям. — Один из тех, кого я видел на прудах…

— Вот тебе, Юрка, и мистика, и чертовщина, — заметил Андрей. — А ты не верил, теперь можешь убедиться сам. Как говорится, иди и смотри.