— Андрей! — кричали рядом. — Андрюша!

Его толкнули в спину, он оступился еще раз, потерял равновесие, и тоже приготовился упасть, и почувствовал даже что-то вроде облегчения, но Патриот завопил у него над ухом:

— Вон там наши! Катя, Катька, я сейчас! Не выходи! — и понесся вперед, как боевой слон.

Митя поднял голову и действительно увидел шагах в двадцати пыльную морду УАЗа, знакомый Порше Кайен, застывшую между ними круглолицую женщину-Пежо с таким же круглым открытым ртом и толстого капитана, с неожиданной прытью вылезающего из патрульной машины.

Он добрался до Тойоты и рванул дверь на себя, и Саша сразу подняла на него глаза, почерневшие от страха. Мимо промчался Патриот с заспанным мальчишкой лет шести под мышкой, следом бежали его жена и дочь в одинаковых розовых майках.

— Всё, Очки, — крикнул он, — дальше сам!

Митю еще раз толкнули — распахнутая дверь мешала потоку. Он уперся плечом и вытащил их из машины, сначала одну, потом другую, коротко пожалел, что Аська слишком уже большая и нести ее не получится, крепко схватил обеих за руки и потащил за собой. Среди бегущих он увидел красивую женщину-Кайен и ее сердитую спутницу, маленького таксиста из Рено и юного водителя Газели. Впереди всех легко, как антилопа, неслась голоногая нимфа из кабриолета, скинувшая свои высоченные каблуки. Прежде чем знакомый участок тоннеля остался позади, он успел еще краем взгляда заметить женщину-Пежо, которая бросилась наперерез толстяку-капитану и повисла на нем, обхватила руками, как раздутый спасательный круг.

— А ну, пусти! Пусти, говорю, охренела? — отбивался капитан, но проклятая баба вцепилась намертво и не давала ступить ни шагу.

— Вы должны! — кричала она прямо ему в лицо. — Должны мне помочь! У меня сын, он не ходит сам!..

Вид у нее был бешеный, как будто она вот-вот схватит его зубами за щеку, и на мгновение капитан провалился в далекое лето у бабушки под Воронежем, вспомнил шелестящие липы, разом опустевшую деревенскую улицу и себя, десятилетнего, оскаленную мокрую собачью морду, мутные глаза и пену из пасти и свои детские беспомощность и ужас.

Он подчинился и пошел против течения к голубой машинке, где из багажника торчала сложенная инвалидная коляска, и все время, пока мама-Пежо открывала заднюю дверцу и сражалась с ремнями на детском кресле, второй рукой она крепко держала его за локоть, чтобы не дать ему передумать.

— Вы так и будете стоять? — крикнула она. — Скорее, ну!

Увидев вместо матери краснолицего незнакомца, мальчик испугался и завопил. Капитан схватил тяжелого одиннадцатилетку на руки и понес, чертыхаясь.

Человек в наручниках, забытый на заднем сиденье патрульной машины, с трудом сел и ударил в запертую дверь плечом — раз, другой.

— Эй! — крикнул он. — Эй, капитан!

Потом снова опрокинулся на спину и принялся лупить по двери ногами. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 00:42

Человечек с кошачьей переноской не соврал, и в начале тоннеля не обнаружилось ни дыма, ни огня, ни воды, ни даже полицейского кордона. Там, где раньше был выезд в город, сомкнулись теперь грубые бетонные ворота с гигантскими цифрами 0-61, нанесенными масляной краской на створках. На электронных табло контроля скорости, подвешенных у свода, мигали красные надписи «СТОП», а поперек рядов, метрах в десяти перед бетонным барьером, опустилась массивная металлическая решетка. Вероятно, решетка эта падала быстро, потому что закрылась не до конца — под ней застрял оранжевый Фольксваген Гольф. Тяжелая сварная рама перерубила маленькую машину почти пополам, смяла крышу и выдавила стекла. Из-под вывернутых колес натекла черная масляная лужа.

Кабриолет подошел к Фольксвагену и попробовал приподнять искореженную багажную дверцу, но кузов перекосило и она не двигалась. Внутри лежали пара спортивных сумок, желтый пластиковый чемодан и теннисная ракетка. Он вытащил чемодан, отставил в сторону, забрался в багажник и заглянул в салон. И сразу же полез обратно. Похоже было, что его сейчас вырвет.

— Не понимаю, — сказал старлей. — Откуда здесь гермодвери? Это же не метро.

— Что такое гермодвери? — спросила женщина-Мерседес.