Он страдал из-за сына; теперь он должен страдать еще и из-за его матери.

— И все же скажи.

Снова смотрел он в умирающее пламя.

— Лилиас, — сказал он. — Ее звали Лилиас Драммонд.

«Лилиас». Я тогда была девчонкой и насмехалась над темноволосым ухажером в домике Мэг. «Все, кроме одной, которую звали Лилиас». Та единственная из всех швей королевы, которая сумела не заснуть из-за любви к красивому арфисту.

Этой осенью все словно сговорились переплюнуть друг друга, лишь бы ублажить твой желудок. И про охоту забыли, и про медведей. Варенье у нас — от графини Map, дичь на суп — из Дунбара с наилучшими пожеланиями; Дункан из деревни прислал флягу со своим знаменитым пивом и собственноручного изготовления овечий бальзам.

Сейчас ко мне пришли двое деревенских с рассказом о двух странных белых оленях, явно надеясь, что Рифмач прольет свет на это загадочное явление, но из вежливости не решаясь прямо попросить об этом. Я заверила их, что непременно передам это мужу, и сдержала слово. Слишком уж красивое было зрелище: обычное деревенское утро, и внезапно — два белоснежных оленя, он и она, бесстрашно и гордо шагают посреди главной улицы, а народ толпится за ними и глазеет, пока они не скрываются в лесу.

Рассказ походил на пьяную болтовню, я расхохоталась (когда они ушли), как давно уже не смеялась,

Они сочли это предзнаменованием. Для них все было предзнаменованием — от стаи ворон до собственного чиха. Наверно, жизнь с провидцем из Эльфийской Страны научила меня так прозаически относиться к предсказаниям. Я надеялась, что Томас посмеется тоже.

Я подхватила поднос с разогретым бульоном и понесла наверх.

Дверь была распахнута, я с удивлением расслышала голоса. Входить туда кому бы то ни было без моего ведома строжайше запрещалось. Там был не один Томас, бормочущий так, как он иногда бормотал в бреду — я отчетливо слышала и женский голос.

Я поставила поднос на подоконник и приготовилась учинить разнос, в которых поднаторела за двадцать один год супружеской жизни с Рифмачом — но меня остановил странный аромат. Я не сразу узнала его, а когда узнала, не поверила: свежий ветерок ранней весны, запах сырой земли и быстро текущей воды, и благоухание цветущих садов.

Я стояла ни жива, ни мертва и не могла заставить себя распахнуть дверь. Весенний запах шел из комнаты Томаса, оттуда же слышались голоса.

Я узнала его голос, слабый, но более уверенный, чем за все последние недели.

— Если бы я был мертвым, то чувствовал бы себя лучше, чем сейчас. Если это сон, то ты, наверное, превратишься в розу или, скажем, в стул. Поэтому буду радоваться пока тому, что есть. Я уже забыл, как ты прекрасна.

— Вот, — в голосе слышалось свежее тепло весны.

— Чувствуешь, Томас? Я — не сон.

— Нет. Не сон. А ты понимаешь, что я женатый человек?

— Я знаю, что вы обещали друг другу перед деревенским приходом. Но смерть все равно разлучит вас.

— Почему ты пришла? — голос его звучал хрипло.