Трэй рычит, шерсть на загривке дыбом, я его рукой-то оглаживаю, а сам думаю: «Чего уж гадать, кто да что. В такую ночь либо цыгана жди, либо бродягу, а то и вовсе какого-нибудь приятеля из ада».

Взял я свечку и пошел открывать, а Трэй, умница, со мной. Отпер дверь.

Стоит у порога высокий горбун, мокрый насквозь. Плащ грязный, льет с него, и одно плечо выше другого. Я свечу поднял, и тут он капюшон откинул, — глядь, молодой вовсе человек, безбородый, но щетина здорово отросла, видать, путь долгий был, да и волосья длинные, на глаза налезают.

— Благословение этому дому! — поздоровался незнакомец вовсе не как безбожник какой, или Те, Другие. А Трэй ну рычать!

— Да, спасибо, — говорит ему путник, — путешествие было приятным, хотя могло бы посуше быть. А как тебе нравится эта новая мода на желтые подвязки?

Уставился я на него.

— Ты что же это, с собакой, что ли, говоришь? А он стряхнул воду с капюшона и отвечает:

— Так ведь он первый со мной заговорил. Не хочу грубым показаться.

Смотрю я на него — вроде, не шутит, говорит, что думает.

— Гэвин! — кричит Мэг. — Дует ведь. — Это она намекает, чтобы я не торчал в дверях, как остолоп.

Дом у нас освящен, возле двери рябина от нечистой силы. Опять же, остряка-бродягу приютить — святое дело. Пробормотал я быстренько: «Мир всем входящим», — и отступил в сторону, чтобы впустить этого спятившего убогого. Он этак вежливо говорит: «Благодарю вас», — и шагает через порог. Чтобы о притолоку не стукнуться, ему нагнуться пришлось. Прошел к огню, увидел мою Мэг и как был в своем насквозь мокром, грязном плаще, кланяется ей, ну чисто королеве. Я уж по голосу понял, что улыбается моя женушка, когда услышал:

— Добро пожаловать, арфист!

Верно! Снял он свой горб, а это арфа — в кожаном чехле.

Пока Мэг хлопотала, тесто на лепешки замешивала, молоко грела, арфист свой мокрый плащ скинул — там больше грязи, чем шерсти было, — в доме сразу кислой овчиной запахло. Ну, запах-то привычный.

Вгляделся я попристальнее. Кожа у нашего гостя светлая, гладкая, руки он к огню протянул, а я смотрю — одежа тонкой шерсти. На запястье» золотая полоска. А уж руки у него, такие только у арфистов и встретишь, — длинные, гладкие да гибкие.

Мэг протянула ему гостевую чашу и назвалась, как у нас принято.

— Я — Мэг, а это — мой добрый хозяин Гэвин, сын Коля Блексайда.

В наших краях придерживаются старых обычаев. Гость должен знать имена хозяев и вовсе не обязан сообщать свое, он может просто воспользоваться нашим гостеприимством, если это не затрагивает чести его рода.

Арфиста передернуло. Видно, его еще донимал промозглый осенний холод. Он взял чашу и отхлебнул грог.

— Даже у короля меня не угощали лучше, — доверительно сообщил он Мэг.