— Так или иначе, но он идет, — сказала она мне. — По-моему, расположение королевы подходит ему больше, чем золотые браслеты.

Ну, раз моя Мэг говорит, так оно и есть.

— Но он все-таки к нам вернулся, — добавила она.

— За очередным твоим нагоняем?

— Может, и так.

— Ну и ладно. Чашка, право слово, хороша, — согласился я.

Дни шли, а Томас и не заикался об уходе. Он много помогал нам и по дому, и на выпасе, прямо как родной сын, и мы радовались и его помощи, и его обществу по вечерам у огня.

Когда в округе прослышали, что у нас остановился известный арфист, к нам начали захаживать. Томас никогда не отказывался спеть им песенку или сыграть. Многочисленные приглашения за холмы на свадьбы или крестины он принимал охотно, ему не жаль было музыки, и с девушками потанцевать любил, но никогда не уходил дальше, чем на день пути, и к ночи всегда возвращался домой.

Может, он устал скитаться. Или ему хотелось попробовать новые песни для короля сначала на нас, на простом народе. Да и Элсбет, я думаю, оказалась в этой истории не последней. Ясно ведь, что она его зацепила, оба так и полыхали то жаром, то холодом.

Она часто приходила помочь Мэг по хозяйству. Говорила, что брат разрешил. Но день, проведенный за стиркой, пряжей или стряпней, всегда сулил разговор с арфистом. Иногда она позволяла проводить себя в Хантсли, иногда — нет.

— Но уже поздно, — говорил он тогда, — радость моя, тебе лучше бы здесь заночевать.

— И лежать у огня с горластым арфистом? — отвечала она. — Ты думаешь, у меня нет своей постели?

— Есть, конечно, но не такая теплая.

— Откуда же ты это знаешь, коли ни разу в ней не был?

Дай им волю, они бы всю ночь друг дружку подковыривали.

Март перешел в апрель, и настало время для Мелрозской ярмарки. Томас решил туда не ходить, дескать, благородных там нет, а монахи из аббатства для него не компания, но, по-моему, он передумал из-за девчонки.

Она принесла Мэг масло в обмен на яйца (у них в Хантсли куры стали плохо нестись) и говорит:

— Я сыр на ярмарку понесу. Продам для Яана, все дому прибыток.

— Только не клади в него камней, он и так тяжелый, — лениво замечает Томас от двери, где вырезал ложку. — Монахи заметят — проклянут.

— Джек Рябина подвезет мои корзинки, — продолжает она. — Говорит, купит мне потом гостинец. Может, ленту зеленую к моим волосам или еще что.