Войдя к родственнице, они увидели, что та, действительно, суетилась вокруг стола, ожидая, когда закипит самовар.
— Ну вот, так бы и давно, — пригласила она за стол своих гостей.
— «Давно» — тетушка, неподходящее слово, правильнее было бы сказать — «так бы и с самого начала», но я не думал, что вы, пожилая, да к тому же, родственница, толкаете меня на такое страшное дело.
— Так вы что? — обратилась она уже к знакомке.
Та, с перерывами, но почти в точности, повторила весь разговор с Павлом.
Он молча слушал их беседу. Ему было стыдно, что он так неосмотрительно влип в эту грязную историю.
Павел, хотя и не считал себя верующим, но вопросы истины волновали его. Он неопровержимо заключил, что только истина может устроять жизнь и уберечь от растления.
Ни к чему, находящемуся на столе, он не прикоснулся.
«Пусть я потерял то сладкое общение с верующими, лишь бы сохранилась вера в Библию, — думал он про себя. — Так вот, что скрывается за этой вереницей кофточек, платьев, туфелек, причесок, бантиков и милых улыбок?» — возбужденно думал он дальше.
«Позор, позор и позор!» — с этими мыслями Павел вышел во двор выкурить папиросу, предупредив, что время уже позднее и он немедленно должен возвратиться домой.
Бодрый, ночной воздух и отсутствие женского влияния, как-то заметно отрезвили его. Возвращаясь, через несколько минут, мимо окна, Павел увидел, как женщины усиленно готовились к ночлегу. Отворив решительно дверь, он безошибочно определил, что тетушка совсем не собирается своих гостей провожать домой; вспышка гнева охватила сердце юноши, он остановился прямо в дверях, со взглядом глубокого негодования. Слова Библии и на этот раз вспомнились, овладев его мышлением:
«Сын мой! Если будут склонять тебя грешники, не соглашайся… Дом ее ведет к смерти, и стези ее — к мертвецам; никто, из вошедших к ней не возвращается и не вступает на путь жизни» (Прит. 1:10; 2:18–19).
— Ну, что ты утупился, заходи! — скомандовала родственница.
— Как заходи? — возмутился Павел. — Зачем? И, угадав их намерение, строго проговорил:
— Вот вы чем занимаетесь, позорные сводницы! Тьфу! — сплюнул к порогу Павел и, громко хлопнув дверью, поспешно вышел на улицу. Какой-то внутренний голос сильно прозвучал в душе: «Молодец! Так и надо!» Но, подумав, уже на ходу, Павел возразил сам себе: «Нет, так совсем не надо, лучше было бы — вообще не заводить этого знакомства, тем более, что, еще вначале, предчувствие говорило мне об этом».
«Убегай блуда», — учит Слово Божие. Плевками да хлопаньем дверей от греха не избавишься. Убегать — это вовсе не соприкасаться, даже мысленно; а бороться — это значит: уже соприкасаться и напрягаться, чтобы победить.
Заходя домой, Павел улыбнулся тому, что он рассуждал как христианин.
Этим, однако, все ж преследование Павла не кончилось. Порочная любовь преследовала и тянулась за ним, как тина, в заросшем пруду, за лодкой. Ласками и угрозой, мольбой и бранью, неотступно преследовала юношу эта женщина, но он после этого уже не колебался.
Павел, отчасти, хотя и понял, какая грязь скрывается за этими пестрыми масками, и был осторожнее при знакомствах, но сердце, однажды тронутое волнующим чувством любви, остановить может только Бог. Поэтому, оно искало его в другом, и вскоре нашло.
Глава 7. Мечты юности