Все изменилось в один солнечный день. Я изменился. А точнее, этот день стал отправной точкой к моему взрослению, настоящему становлению волшебника по имени Гарри Поттер.

На душе, как обычно, было паршиво, а за окном, как назло, светило солнце. Да еще когда я спустился вниз готовить завтрак, то обнаружил за плитой тетю Петунию и радостного до омерзения дядю Вернона.

— Сегодня приезжает Мардж, так что веди себя прилично, — строго приказал «дядюшка». Я мысленно застонал, а лицо перекосилось от ненависти, стоило только вспомнить противную тетку с ее жирным бульдогом.

«Если она опять заговорит о чистоте породы, зааважу, ей-мерлину».

Видимо, выражение моего лица заставило дядю Вернона резко передумать о продолжении моего знакомства с его сестрой. Побагровев от гнева, он рявкнул:

— Доедай свой завтрак и выметайся на улицу, чтобы ноги твоей в доме не было до позднего вечера!

Напоминать о том, что на меня, собственно, ведется охота, я не стал. Только поспешно проглотил чай с блинчиками, неизвестно по какой милости мне перепавшими, и сразу отправился на улицу — гулять и предаваться самобичеванию.

Не знаю, какой пикси потянул меня зайти на небольшое кладбище при церкви, ведь я тут никогда раньше не бывал, так как Дурсли не слишком заботились о моем религиозном воспитании. Хотя, наверное, это была одна из причин, почему я и решил сюда пойти. А еще хотелось убраться от веселого летнего денька куда-нибудь в более мрачное место. Сейчас я понимал Снейпа, предпочитавшего жить в подземельях.

Только необходимой мрачной атмосферы я здесь не нашел. Наоборот, оказалось, что на кладбище царит покой и время над этим местом не властно. Только моя детская, обиженная на весь свет душа не желала покоя. Поэтому я пошел между могилами, читая надписи и надеясь, что они разбередят рану в моем сердце.

«Навсегда в нашей памяти». «Любимый муж и отец». «Никогда не забудем». Я медленно шел от могилы к могиле и скептически хмыкал. Ни одна из надписей не трогала. Казалось, будто все эти слова отдают какой-то фальшью. Возможно, дело было в том, что я еще не был готов отпустить Сириуса и до сих пор не мог поверить в его смерть. Что-то внутри отчаянно сопротивлялось этой мысли.

Горькая обида вновь сдавила горло. Почему? Ну почему у меня опять отобрали то, что стало так дорого? А ведь я так толком и не узнал, что же за человек был Сириус Блэк. Лишь символичный образ крестного отца всплывал в голове. Я же совсем ничего не знаю о нем, даже его любимого блюда или цвета.

Идти внезапно стало слишком трудно. Привалившись к стволу дерева, я медленно сполз на землю, пытаясь сдержать подступившие слезы.

Внезапно тишину кладбища прорезал скрип открывающейся калитки. Не зная, чего ожидать и только сейчас вспомнив о грозящей мне опасности, я напрягся и затаился. Слезы как-то сразу отступили.

Сначала я слышал лишь шуршание по гравию неспешных шагов целой процессии. Потом в поле зрения оказалась пожилая женщина, ведущая за руку светловолосую девочку лет семи. За ними шло еще человек пять. У всех на лицах была написана скорбь. Они подошли к одной из могил, совсем новой на вид, и остановились. Пожилая женщина всхлипнула, закрыв лицо руками. Ее тут же кинулись утешать. Я невольно поморщился: ее горе показалось мне театральным. Хотя мелькнула мысль, что я бы тоже не сдержал эмоций, если бы попал на могилы родителей или Сириуса. «Интересно, а она у него есть?» — мелькнула мысль и погасла. Девочка воспользовалась свободой и кинулась к могиле. В руках она сжимала жидкий букетик ромашек.

«Сейчас заревет», — мысль была равнодушной, с толикой раздражения. Я хотел было отвернуться, но внезапно замер. Девочка улыбнулась, а потом воскликнула: «Здравствуй, мамочка!»

Взрослые пораженно замерли, как и я. Они во все глаза смотрели на ребенка, который в это время бережно устраивал букет на могильной плите, весело болтая о том, как она закончила первый класс, как гостит у бабушки и каждый день навещает папу.

Тут кто-то из взрослых всхлипнул, прошептав: «Бедный ребенок».

Все согласно закивали, словно врачи, подтверждающие диагноз «сошла с ума». То тут, то там послышались скорбные вздохи и шепотки, а ребенок продолжал что-то весело щебетать. Пожилая женщина подошла к ней, осторожно коснувшись плеча. Девочка подняла на нее взгляд, в котором читался вопрос.

— Милая, почему ты не плачешь? Разве тебе не грустно? Не бойся, ничего постыдного в слезах нет.

Малышка сначала посмотрела на нее с недоумением, потом помотала головой, улыбнулась и вновь повернулась к надгробию.