– Выходит, мир будет существовать вечно. Ведь то, о чем ты говоришь, невозможно.

Нэ восседала на высоком, ободранном от коры пне, словно нищий на чужом троне, и с задумчивым видом жевала сухие абрикосы, не мигая, точно ящерица, глядя на Эйрисла.

– Вечер, – наконец произнесла она. – После того как я перестала поддерживать твой странный каприз, лейтенант. Даю на отсечение свою никому не нужную голову, что ты умрешь этим вечером.

– Это мы еще посмотрим. – Эйрисл произносил слова с трудом, словно кто-то чужой говорил за него.

– Ну… посмотри. Хотя не вижу удовольствия сказать покойнику «я же была права». Мертвец не сможет оценить своего проигрыша, а я, соответственно, насладиться победой над упрямым дурнем. Что толку глумиться над трупом? Это свойственно лишь молодым героям. А я не молода и не герой. Давно уже не герой. У меня нет зеркала, чтобы ты внимательно рассмотрел себя. Так что придется поверить на слово. Ты как раз тот самый труп, о котором я только что говорила, но на удивление пока еще живой. Эта груда гнилого мяса, от которой смердит на все окрестности так, что даже до Шестерых долетает, сосет из тебя жизнь с безумной скоростью.

Эйрисл перевел взгляд на Тиона, стоявшего у пушистых, припорошенных снегом еловых ветвей. Конь представлял собой жалкое зрелище и не гнил стремительно лишь из-за холодов, что властвовали недалеко от Драбатских Врат. Случись сейчас лето, и животное нельзя было бы увидеть за тучей мух, что кружили бы над ним.

– Вариантов развития событий два. Либо он выпьет из тебя все твои не самые большие силы до заката, либо ты его отпустишь прямо сейчас. Зла я тебе не желаю.

Эйрисл кисло усмехнулся и внимательно рассмотрел себя. Катрин, или Нэ, один шаутт, не права, что он не может себя увидеть. Прекрасно может. Глазами Тиона.

Да. Все довольно паршиво. Он очень сильно исхудал, кожа стала бледной и бесцветной, а волосы тусклыми.

– Ты права, – с неохотой произнес лейтенант.

– Хм. Слова, вселяющие в мое черствое сердце надежду. Ты все же решил составить компанию мне, а не той стороне. Лошадь, пускай и дохлая, нам, конечно, нужна. Но цена слишком высока.

– Я не знаю, как это остановить.

Нэ, прожевав еще один сушеный абрикос, сказала:

– Я не могу научить тебя тому, чего не умею. Просто отпусти его. Ты держишь то, что не хочешь терять. Это обычная человеческая черта. Пойми, пришло время, отпусти и иди дальше. С болью, но зато живой. Эти игральные кости, которые ты все время держишь в ладонях, вполне могут помочь.

Он закрыл глаза, ища то, что за несколько недель стало для него привычным – нить нежизни его коня. Ему потребовалось больше получаса, чтобы понять, как рассечь ее. Когда это случилось, ноги Тиона подкосились, и он упал, ткнувшись оскаленной мордой в снег.

Эйрисл глубоко вздохнул, ощущая запах морозного дня, еловых иголок, мертвой плоти. Солнце стало ярче, появилось желание выпить горячей воды, в пальцы вернулось ощущение холода, а зрение наконец-то стало его и чувство странного голода оставило желудок.

– Не быстро, конечно, но вполне для первого раза, – одобрила Нэ. – Теперь можем двигаться дальше.

– Напомни мне, Катрин, – Эйрисл продолжал называть ее тем именем, что узнал первым, – почему я иду с тобой?

– Потому что тебе больше просто не с кем идти? – предложила она вариант.

Лейтенант нахмурился: