Мэвис юркнула в незаметный проулок, куда выходили служебные выходы нескольких магазинчиков, и очутилась на соседней улице. Лишь там она опустила Гарри на землю и отдышалась. Затем вынула из кармана простенький сотовый и вызвала «Скорую», постаравшись сделать голос неузнаваемым.

– Возле пожарного выхода клуба «Мотор» какая-то потасовка. По-моему, довольно серьезная. Дерутся двое мужчин, возможно, один из них ранен. – Она нажала на отбой, оборвав поток вопросов от диспетчера.

…Поднявшись на холм, Мэвис с замиранием сердца прислушалась к вою сирен, расколовшему безмятежную тишину предрассветных часов. Обернулась и посмотрела вниз, на центр города. Из-за поворота на главную улицу выехали несколько автомобилей с синими проблесковыми огоньками.

Сердце сжалось, и на миг женщина чуть было не решилась вернуться и проверить, все ли в порядке. Уж не привиделось ли ей блеснувшее лезвие? Ее глаза потеряли былую зоркость. Да и слух притупился. К тому же слова ссорившихся доносились весьма неразборчиво; может, она неверно их расслышала? Ей придется иметь дело с полицией, стать центром внимания всего города и в худшем случае выступать свидетелем в суде… К такому Мэвис не была готова. Особенно после операции на сердце. Доктор предупредил, что ей категорически противопоказано волноваться.

Озябший от морозного ноябрьского воздуха Гарри натягивал поводок, торопясь попасть домой.

– Наверное, произошла дорожная авария, – будто репетируя роль, произнесла Мэвис.

Это была полезная практика, ибо именно так она собиралась говорить полицейским, если к ней придут. И нет, она не видела, что именно случилось, поскольку почти пришла домой к моменту, когда взвыли сирены «Скорой».

Иногда правду очень трудно вынести, но еще труднее произнести вслух. Мэвис, как женщина благочестивая, старалась преодолеть в себе эту слабость, но всегда осознавала ценность молчания и невмешательства в проблемы других людей.

Она знала обоих парней, знала их родителей. Попытка влезть между сторонами (учитывая, что и там, и там имелись вспыльчивые личности) ничем хорошим не кончится.

Тридцать лет Мэвис объясняла своим юным подопечным разницу между добром и злом. Искренне считала, что стоит поступать правильно, если есть такая возможность. Но если правда слишком болезненна, лучше промолчать. Она надеялась, что это окажется простым недоразумением, размолвкой межу двумя подвыпившими товарищами. Обычно такие малоприятные случаи сразу же забывались.