Покровители: не выбрано/не доступно
Знаете, я всегда знал, что мне на роду суждено что-то необычное. Ещё будучи маленьким ребёнком, смотрящим на мир по-детски наивными и радостными глазами, я мечтал не о том, как у меня будет большая машина, дом, много детей, нет. Я грезил о приключениях, свершениях… Нет, сам по себе этот факт не самый необычный, ибо каждый ребёнок его проходит в той или иной мере. Необычность была в том… как бы это сказать… я знал, что со мной что-то должно произойти. Я не знал даты, времени, даже примерно того, что именно меня ожидало… там, впереди. Но что-то внутри меня говорило: «Жди, и будет тебе».
Все дети в той или иной мере любят сказки, фантастические истории. И я тоже их любил и, в меру острого воображения, живо представлял их себе или перекраивал на тот лад, который мне нравился. Мой папенька, глядя на мои пребывания в мире грёз, только качал на это головой и говорил, что «Жизнь его ещё исправит…».
Да, я не представился: меня зовут Иван Петрович Маховенко, русский, тридцать семь лет, холост, детей не имею. По профессии — менеджер очень среднего звена, по образованию — геолог. Впрочем, сейчас это уже не имеет особенного значения…
Мой отец, будучи человеком весьма умудрённым и битым жизнью, правильно определил мою дальнейшую судьбу: она сложилась в череду бесконечных разочарований, откровений, рушивших фасады девственных фантазий одна за другой. Во времена своей самой ранней юности я, может и несознательно, но отчётливо чувствовал то неуловимое, неосязаемое, что сопровождает человека всю его сознательно-бессознательную жизнь. Я пытался делиться этими, не всегда ясными, не всегда объяснимыми переживаниями с окружающими, но наталкивался лишь на форменное непонимание и отрицание, часто — порицание. Лишь однажды маленькая девочка, на два года меня старше, из того же детского сада, выслушав мои нескладные рассуждения о том, что вокруг одной из воспитательниц мне отчётливо привиделось чёрное облачко, неожиданно серьёзно сказала:
— Вань, я тоже его вижу. И не только его, но и другие, много-много разных. Потому и молчу…
Наше с ней общение не завязалось в дальнейшем, но мне навсегда запомнился её серьёзный тон, её сконцентрированное лицо… в общем, я решил, как и она, помалкивать о том, что могло бы выбиваться из общей картины.
Со временем я полностью утратил дар соприкасаться с незримым, чувствовать его, однако не потерял… тягу, вероятно, так это можно назвать. В школьные года я штурмовал одну книгу за другой, с причудливыми, мистическими сюжетами, а потом… а потом рухнул Советский Союз. И начался полный, бесповоротный и безоговорочный абзац.
Хотя, тогда я особенно не понимал отличия и сути происходящего вокруг. Припоминаю диспуты на улицах и площадях, самый воздух тогда был насыщен энергетикой… И все ужасы той эпохи не то, чтобы обошли меня стороной, нет… скорее, я просто не мог их понять и принять в должной мере.
Жили мы в Москве, довольно бедно, но не особо голодали. Хотя, папаня мой за три года от «начала конца» стремительно поседел, даже постарел, хотя, ему и было-то немногим лишь больше сорока. А потом и вовсе остался лысым, после чего полюбил нежной любовью разные фуражки и головные уборы…
Надо сказать, что мы, дети той поры, пусть и не участвовали в общем безумии, но стремительно им пропитывались. Вся эта свобода, хлынувший поток иностранного товара, очереди за шмотками на Полянке, фастфуд на Пушкинской, «Пепсикола», «Фанта» и прочее. Примерно в это же время, то есть во времена моей подростковой поры, я познакомился с аниме.[2]
Аниме? Это японская мультипликационная анимация. То бишь, мультики из страны Восходящего Солнца. Но в отличие от тех же «Черепашек ниндзя» или разных советских экранизаций, аниме подкупало неожиданно взрослой тематикой и проблемами. Я попал к другу на просмотр шедевра, который и сейчас многие считают классикой — аниме «Хеллсинг», о похождениях крутого вампира, охотника на вампиров… И, пусть я того ещё не понял тогда, а просто смотрел и слушал гнусавый голос переводчика за кадром, но моё сердце оказалось окончательно покорено японцами. Я мечтал про катану…
Потом был школьный выпуск, ВУЗ, первая любовь, окончание оного и — крах, прозябание в попытках устроиться по специальности. Для меня, отрока, который решил с какого-то перепугу пойти на геолога, эта профессия была овеяна ореолом романтики, сквозящей из рассказов деда. Песни под гитару у костра, ужин в палатках, долгие переходы по нехоженым местам, радость находки и горечь разочарования… Я не понимал тогда, что Россия той эпохи совершала рывок вперёд, гонясь за развитыми странами, и переходила от страны промышленной, научной и индустриальной в страну информационную и буржуазную, в которой обслуживающий персонал, манагеры и офисный планктон имеют большие привилегии, чем добывающий и создающий люд. Так я и оказался на обочине жизни в первый раз.
Менеджеры, бухгалтеры и финансисты (больше, конечно, последние) — вот кому гудела утренняя труба, и горел зелёный свет на семафоре жизни в то время.
Потом не стало моего отца, и для того, чтобы прокормить мать и себя, мне пришлось устраиваться не по специальности, по принципу «хоть куда-нибудь». А там произошло второе, значимое для моей жизни, знакомство. Знакомство с компьютерным миром и Интернетом, первые чаты.
Можно много ещё припоминать деталей из моей биографии, например, что после первых неудачных отношений с девушкой (она просто ушла к другому через месяц, ничего лишнего), редкие мои отношения дотягивали до той самой планки. Одним девчонкам я казался слишком скучным или нудным, другим — не особо надёжным (то есть, состоятельным), третьим… ну, от них, бывало, я сбегал сам, не выдерживая всех этих женских закидонов…
Главным во всём этом было то, что, разочаровываясь в людях, я всё больше уходил в мир фантазии. Да, картины уже не оживали у меня перед глазами, но книги, фильмы, а особенно — то самое «аниме»… к тридцати семи годам, страшно сказать, я просмотрел, хотя бы мельком, практически всё, что родила Япония за годы своего куража. А, ведь, с развитием Интернета появились ещё и манга[3], игры по сети, ранобе[4]!.. В общем, английский язык, стыдно сказать, я выучил только лишь потому, что один из моих любимых сериалов просто не успели до конца перевести на русский. Поэтому, однажды заглянув в своё отражение в зеркале, оглядевшись по сторонам на висящие на стенах постеры с плакатами, я вдруг отчётливо понял, что неизлечимо болен. Я стал типичным отаку[5] (фанатом манги и аниме). И моя жизнь, вопреки всем фантазиям молодости, протекала до отвратительности обычно. Лёгкая небритость на щеках, синяя рубашка с воротником, серые брюки, галстук… всё затёрто, заношено, застирано… После смерти и матери я перестал особо следить за своей квартирой или внешним видом, впрочем, соблюдая ту самую грань, которая не позволяла бы ко мне придраться начальнику. Но не более того.
Все мои деньги или лежали в трёхлитровой банке мёртвым грузом, или же спускались на пиво, еду или покупки разнообразной аниме продукции. Плакаты, фигурки, даже косплей есть (когда фигура позволяла)… в общем, я О-ТА-КУ. Двинутый на аниме человек, если, отбросив лишнюю шелуху, оставить только основное.
А потом была СМЕРТЬ. Да, ребята, я умер. Выйдя как-то утречком за свежей порцией пива, я с недосыпом (всю ночь зыркал «Хлорку»[6]), с гудящей головой и ватными ногами, нетрезво шагал в сторону универмага. И настолько я погрузился в свои мысли, а может, чем чёрт не шутит, уснул просто на ходу… но потом были звуки свистящих тормозов, свет фар и ощущение свободного полёта в горизонтальной плоскости. И боль, резанув вспышкой по сознанию, сменилась на тёплую и успокаивающую темноту. Баю-бай. Допрыгался, ксо[7].
Хотя моё тело уже успело остыть, а разлетевшиеся по тротуару мозги уже собрали в кучу, мой дух… Душа, или, что там у отаку вместо этого вместилища фантазийных иллюзий, оказалась крепко привязана к моему физическому телу. Я не мог его покинуть. Я уже не чувствовал, не ощущал, но… но при этом вполне слышал все разговоры, происходившие надо мной. Чем-то это походило на тяжёлый сон, в котором ты всё слышишь, но ничегошеньки не видишь в неподвижности.