Я поспешно его прервала.
- Да нет, не то! Точнее тоже, но больше беспокоят собственные реакции. Я словно превратилась в подростка в игре! Что нам эта искусственно интеллектуальная эбола подсунула, а, Саш? А если и в реале так начну? Так мне вообще крест на карьере тогда можно поставить! У тебя-то как?
В трубке замолчало. Это было непохоже на нашего топ-менеджера, но я терпела, не подхлестывала, и он наконец задумчиво ответил:
- Я привык действовать и отвечать за всех кто вокруг. С детства. У меня ситуация жизненная сложилась такая, что... Отца не было. Полон дом сестер, теток и племянниц. Старших, младших... Очень разных, но как-то всем сразу оптом был опорой, защитой и обороной. В семь лет, помню, вытаскивал пьяную в говно старшую сестру из ночного бара, подговорив местного вышибалу выбросить ее назойливого ухажера. А в восемь переговаривался с полицией, сцапавших мать на какой-то протестной демонстрации... Это в детстве. Когда стал старше, ситуаций, что нужно разруливать, только прибавилось. Получается, всю жизнь прокачивал «переговорку», и практически во всех ситуациях ее успешно юзал. А тут нет. Видимо программный запрет, и все мои навыки об него разбиваются. Нужно практически в Шерлока Холмса играть, да в тайного агента, чтоб местные не раскрыли что я игрок. А я никогда не любил головоломки. Но да, мне игра дает набор эмоций и ситуаций, которых я не испытывал. Не скажу, что они мне нравятся, но если поразмыслить, что-то они дают. Какие-то недостающие кусочки жизненных пазлов...
Александр помолчал и хмыкнул.
- Судя по тому, что ты меня не прервала ни разу, - сказал он, - тональность выбрал правильную. И да, не просто болтал на отвлеченные темы, а успел обдумать ответ для тебя... Взрослый, по сути, тот же самый подросток, только научившийся жить. А это умение у большинства складывается из набора в характер поведенческих шаблонов. Взросление, это обучение отгораживаться щитами и ускользать из некомфортных ситуаций. Ты похоже столкнулась с ситуациями от которых убежать не можешь, а щитов нет. Вот твой «внутренний подросток» и вылезает на передний план личности, да еще тянет за собой все сопутствующие страхи... Ты еще на связи, Юль? Или уже задремала?
Я недовольно буркнула:
- Да слушаю, слушаю. Не пойму только, что делать с этой эболой. Щиты какие-то. Я психую, а ты мне психологию толкаешь!
Александр расхохотался.
- Ну так, психологию и придумали для психов! Но игра на тебя уже действует правильно. Я дважды сказал слово «боишься» и «страх» в твой адрес, а ты ни разу даже не завопила дескать: «ничего не боюсь». Значит этот смешной щит, которым ты привыкла пользоваться, пропал. Да туда ему и дорога.
Я замерла, обдумывая его слова, но судок с пловом, что только достала из автомата, обжег пальцы и вернул на грешную землю. Я грохнула его на стол и зашипела, дуя на ладони.
- Да боюсь, боюсь, - пробурчала я. - Бывает. Особенно ужастики, когда подсовывают. Только скажи пожалуйста, на кой ляд мне это счастливое знание?
- Затем, что оно больше на тебя не действует. Ты признала, что можешь бояться. И теперь не вскидываешь привычно этот щит, который вынуждает тебя делать что-то не нужное... А может все проще, и ты запала на кого. На непися какого-нибудь. В Росланде такая отрисовка, только слюни подбирай.
Я хмыкнула, а потом рассмеялась:
- Ага. Три раза. Саш, тут вообще нет неписей. Пись только одна бродит, да и то скорее копчик.
Собеседник расхохотался в ответ.
- Понял. Игрок рядом. А почему копчик то?
Я решительно шлепнула плов на тарелку и ответила:
- Долго объяснять.
- Ладно.