— А коли нас Хамиешу со своими парнями встретит, мы сами им ноги повыдергаем! — задиристо пообещал Бхард.

Обогнув желто-серую громаду храма, поднявшая тучу пыли гурьба разбойников выскочила на Меловую улицу, бывшую некогда дорогой на один из множества карьеров, где добывали мягкий светлый камень различных оттенков. Из него возводили особняки и дома зажиточных горожан, пережигали на известь, необходимую для строительства и удобрения фруктовых садов. Прежде Тартунгу не доводилось здесь бывать, но он неоднократно слышал; что после того, как карьер был заброшен из-за участившихся обвалов, это место облюбовала городская голытьба. Здесь, на краю Гнилой пади, ютились нищие, беглые рабы, не нашедшие работы пришлые бедняки, неудачливые воры, калеки, дряхлые вольноотпущенники — все те, на кого даже самые бедные ремесленники и рыбаки поглядывали с нескрываемым презрением, называя «мертвым людом». Здешние хижины и навесы из тростника являли собой крайнюю степень нищеты. Время от времени они вспыхивали от случайной искры или проваливались в подземные пустоты, их смывали сезонные ливни, поджигали городские стражники, желая избавить столицу от позорного «гнойбища», но убогие лачуги и хибары вновь и вновь, словно неуничтожимые поганые грибы, вырастали по обеим сторонам Меловой улицы и на склонах изъеденного норами и пещерами, будто дырчатый сыр, Мелового холма.

— Вай-ваг, что это?!

— Слоны! Слоны, век бабы не иметь! Гушкавары застыли как вкопанные при виде трех серых гигантов, выдвинувшихся из ближайших переулков и перекрывших беглецам дорогу к Меловому карьеру. Появление слонов оказалось полной неожиданностью даже для Аль-Чориль, растерянно оглянувшейся по сторонам и обратившейся к Эвриху с вопросом, которого Тартунг не расслышал.

Впервые он увидел слонов, снаряженных к бою, и зрелище это произвело на него неизгладимое впечатление. Широкие лбы исполинов прикрывали шипастые медные налобники, на бивни были надеты ослепительно сверкавшие на солнце металлические чехлы с острейшими наконечниками, над спинами возвышались похожие на беседки корзины, крепившиеся сложной системой широченных ремней, проходящих под слоновьими животами. В каждой из корзин, помимо вооруженного крючковатой палкой погонщика, находилось по два лучника. Стрел они, впрочем, пока не пускали и, судя по всему, были удивлены появлением гушкаваров ничуть не меньше, чем те — участием слонов и их вожатых в засаде.

— Вперед! Вперед, если вам дорога жизнь! — яростно крикнула Тарагата, первой пришедшая в себя от неожиданности и сообразившая, что промедление может стоить разбойникам жизни. — Стреляйте им в глаза! Афарга, заколдуй их, убери с дороги!

Оправившиеся от замешательства гушкавары пустили в слонов дюжину стрел, восседавшие на их спинах стрелки ответили тем же. Тартунг выхватил кванге, ужасаясь быстроте, с которой надвигались на них эти неповоротливые с виду великаны, и сознавая, что маленькие отравленные стрелы бесполезны, ибо не проткнут толстые слоновьи шкуры. Ему вспомнилось, как гиганты ударом ноги валили деревья, он затравленно оглянулся по сторонам и понял, что все пропало. Видя, что стрелы отскакивают от морщинистых шкур словно изваянных из камня исполинов, а вонзившиеся не причиняли им ни малейшего вреда, сбившиеся в кучу гушкавары начали пятиться, отступая к стенам святилища, несмотря на истошные вопли Тарагаты:

— Вперед! Вперед, гнилые утробы! Среляйте же, трусы! Все мы поляжем здесь, если не прорвемся к Меловому карьеру!

— Свинячий помет! Делай как я! — ревел Тохмол, пуская в приближавшихся с каждым мгновением слонов стрелу за стрелой.

— Измена! Спасайся кто может! — взвыл кто-то неузнаваемо изменившимся от ужаса голосом.

— Помоги нам Великий Дух! — пробормотал Тартунг, отступая к храму Мбо Мбелек вместе с другими гушкаварами.

Придя в возбуждение, серо-голубые исполины ускорили шаг. Гибкие хоботы извивались подобно гигантским змеям, громадные уши хлопали, поднимая облачка пыли, от грузного шага слонов почва под ногами вздрагивала, и казалось, уже ничто не в состоянии остановить их победное шествие.

На пути слонов остались лишь Тохмол, Аль-Чориль и Эврих с Афаргой. Тохмол с предводительницей гушкаваров продолжали пускать стрелы, и, если бы у них были большие боевые луки, как знать, отвага их, может, и принесла бы чаемый результат. Аррант, отпихнув вцепившуюся в него Афаргу, рылся зачем-то в своей сумке с лекарскими принадлежностями…

— Эврих, назад! — завопил Тартунг, всего на несколько мгновений упустивший друзей из поля зрения и теперь с ужасом обнаруживший, что те вовсе не собирались следовать примеру остальных гушкаваров. — Афарга!

Не отдавая себе отчета в том, что он делает, юноша рванулся к арранту, которого успел полюбить как старшего брата.

— Ильяс! — хрипло рыкнула рядом с ним Тарагата, тщетно пытавшаяся удержать гушкаваров от бегства. Не преуспев в этом, она, кажется, решила разделить участь своей подруги и погибнуть под ногами нависших уже над Эврихом и Аль-Чориль гигантов.

Все произошло так быстро, что Тартунг не понял, как же он оставил арранта с Афаргой одних. Каким недобрым ветром отнесло его к храму, почему он поддался панике и, главное, почему не увлек с собой Эвриха, нашедшего наконец-то искомое и…

Что-то блеснуло в руке арранта, надвинувшийся на него слон принялся крутить головой, повернулся боком, подался назад… Две вонзившиеся в его брюхо стрелы усилили его беспокойство и ярость. Коротко затрубив, он шарахнулся в сторону, толкнув плечом пытавшегося обойти его собрата.

— Так их, во имя Амгуна-Солнцевращателя! — взревел Пахитак за спиной Тартунга, воинственно размахивавшего над головой бесполезным кванге и не помня себя орущего во всю глотку что-то угрожающее.

Двое столкнувшихся слонов с яростью трясли головами и размахивали хоботами, словно огромными бичами. Третий, перший на Аль-Чориль с Тохмолом, неожиданно тоже сбился с шага, застыл на месте…