Келл кивнул и протянул ее коллекционеру. Джентльмен осторожно взял безделушку. Келл подождал, пока тот рассмотрит ее, а затем показал, как она работает. Коллекционер алчно на нее уставился.

– Прелестно, прелестно!

Очкарик порылся в кармане, достал что-то завернутое в носовой платок и с глухим стуком поставил на стойку. Келл развернул ткань и увидел блестящую серебряную шкатулку с миниатюрным рычажком сбоку.

Музыкальная шкатулка. Келл мысленно улыбнулся.

У них в Красном Лондоне тоже была музыка и музыкальные шкатулки, но они играли по волшебству, а не благодаря шестеренкам, и Келл поражался, сколько труда вложено в эти машинки. Серый мир в целом казался ему примитивным, но зато отсутствие магии подталкивало местных жителей к изобретательности. Взять хотя бы музыкальные шкатулки: какой замысловатый, но при этом изящный механизм! Сколько деталей и сколько работы ради одной короткой мелодии!

– Показать, как она работает? – предложил коллекционер.

Келл покачал головой.

– Нет, – тихо сказал он. – У меня уже есть такая, и не одна.

Человек насупился:

– Но вы ее возьмете?

Келл кивнул и бережно завернул шкатулку в платок.

– Не хотите послушать?

Послушать хотелось, но только не здесь – в этой грязной маленькой таверне, где не насладишься звуком. К тому же пора было домой.

Он оставил коллекционера за стойкой. Тот переворачивал игрушку и тряс, удивляясь, что, как ни старайся, ни вода, ни масло не выливаются – все элементы держатся на местах. Келл шагнул в темноту и направился к Темзе, прислушиваясь к городским звукам: грохоту экипажей и дальним вскрикам: иногда радостным, иногда отчаянным (впрочем, последние все равно не шли ни в какое сравнение с теми воплями боли и ужаса, которые оглашали Белый Лондон). Вскоре показалась река – черная полоска в темноте, а вдалеке зазвонили колокола восьми церквей.

Пора уходить.

Он добрался до магазина, который выходил к воде глухой кирпичной стеной, и, остановившись в тени, закатал рукав. Рука уже болела от первых двух порезов, но Келл вынул нож и сделал третий, обмакнул пальцы в кровь и приложил их к стене. Затем вытащил одну из висевших на шее монет – точно такой же лин, как тот, который он отдал старому королю, – и прижал к пятну крови на стене.

– Ну что ж, – сказал он. – Пойдем домой.

Он часто разговаривал с магией – не повелевал, а просто беседовал. Магия живая (это знает каждый), но для Келла она была как сестра, как друг. Магия – часть его самого, и временами ему казалось, что она понимает его: не только слова, но и чувства, и не только тогда, когда он к ней обращается, но всегда – в любую минуту.

Он ведь антари.

Голос антари слышит и кровь, и сама жизнь, и магия – высшая стихия, которая живет во всех и во всем, но не принадлежит никому.