Через каких-нибудь полчаса мы с Рультабием стояли уже на перроне Орлеанского вокзала и дожидались отхода поезда, который должен был доставить нас в Эпине-сюр-Орж. Мы видели, как прибыли следователи из Корбе в лице господина де Марке и его секретаря. Господин де Марке вместе со своим секретарем провел ночь в Париже, дабы иметь возможность побывать в театре на генеральной репетиции ревю, тайным автором которого он сам и являлся, выступая под псевдонимом Кастига Ридендо.

Господин де Марке постепенно превращался в благообразного старца. Он отличался учтивостью и отменным обхождением, единственной его страстью в жизни была неодолимая любовь к драматическому искусству. В суде же его по-настоящему интересовали только те дела, которые могли подбросить ему материал хотя бы на один акт. При всех своих связях, позволявших ему надеяться на самые высокие судейские посты, он, по правде говоря, никогда всерьез не работал, главной его заботой было театральное поприще, его манил романтический Порт-Сен-Мартен[2]или задумчивый Одеон[3]. Таковой идеал позволил ему на склоне лет занять всего лишь пост судебного следователя в Корбе да еще подписывать псевдонимом Кастига Ридендо непростительно маленький акт в Ла Скала.

Дело Желтой комнаты своей необъяснимостью, несомненно, должно было соблазнить столь… литературный ум. Оно, конечно, заинтересовало его, и господин де Марке готов был погрузиться в это дело не столько как судебный следователь, жаждущий докопаться до истины, сколько как любитель драматических головоломок, чьи помыслы целиком поглощены тайной интриги и который более всего страшится неотвратимо надвигающегося конца последнего акта, где все находит свое объяснение.

Поэтому в момент нашей с ним встречи я слышал, как господин де Марке со вздохом сказал своему секретарю:

– Ах, мой дорогой господин Мален! Боюсь, как бы этот подрядчик не разрушил своим заступом такую прекрасную тайну!

– Не бойтесь, – отвечал господин Мален. – Его заступ способен разрушить флигель, но наше дело ему не под силу. Я простучал все стены, исследовал потолок с полом, а уж я в этом толк знаю. Меня не проведешь. Можете быть спокойны. Мы ничего не узнаем.

Утешив таким образом своего шефа, господин Мален кивком головы незаметно указал ему на нас. Тот нахмурился, а увидев приближавшегося Рультабия, который уже снимал шляпу, кинулся со всех ног к вагону и вскочил на подножку, успев вполголоса бросить своему секретарю:

– Никаких журналистов, ни в коем случае!

– Вас понял! – ответствовал господин Мален, решительно преградив дорогу Рультабию и попытавшись воспрепятствовать нашему проникновению в купе судебного следователя. – Прошу прощения, господа! Но это купе занято…

– Я журналист, сударь, один из ведущих корреспондентов газеты «Эпок», – молвил мой юный друг, расточая учтивые приветствия и поклоны. – Мне необходимо поговорить с господином де Марке.

– Господин де Марке очень занят расследованием порученного ему дела…

– О! Его расследование меня нисколько не волнует, смею вас уверить… Разве я похож на корреспондента, которого, кроме раздавленных собак, ничто не интересует? – с обидой спросил юный Рультабий, оттопырив нижнюю губу и выражая тем самым бесконечное презрение к литературе, описывающей всевозможные происшествия. – Я занимаюсь театральной хроникой… И так как сегодня вечером я должен написать заметку о ревю в Ла Скала…

– Входите, сударь, прошу вас, – поспешил пригласить его секретарь, освобождая путь.

Рультабий не заставил себя долго просить. Я последовал за ним в купе и сел рядом, секретарь тоже поднялся вместе с нами и закрыл за собой дверцу.

Господин де Марке вопросительно взглянул на своего секретаря.

– О сударь, – начал Рультабий, – не сердитесь на этого славного человека за то, что он решился нарушить запрет; дело в том, что я хотел бы удостоиться чести поговорить не с господином де Марке, а с господином по имени Кастига Ридендо! Позвольте мне в качестве театрального хроникера газеты «Эпок» поздравить вас.

И Рультабий, представив сначала меня, отрекомендовался затем сам.

Нервно поглаживая свою острую бородку, господин де Марке попытался объяснить Рультабию, что является весьма скромным автором и отнюдь не желает, чтобы его псевдоним разоблачали публично, он выразил надежду, что энтузиазм журналиста в отношении его драматургического творения не перейдет определенных границ, что он не станет разглашать его тайну, рассказав публике о том, что господин Кастига Ридендо есть не кто иной, как судебный следователь из Корбе.

– Мое драматургическое поприще, – добавил он не без некоторого колебания, – может повредить работе следователя… Особенно в провинции, где мы несколько поотстали и привыкли жить по старинке.

– О! Положитесь на меня! – воскликнул Рультабий, воздев руки к небу, словно призывая его в свидетели.