Зизи смотрела остановившимся потусторонним взором на доктора, но ее блуждающая многозначительная улыбка приглашала к всевозможным радостям жизни.

– Ах, простите, я не представился. – Охваченный странным волнением, доктор вскочил со стула, на который только что присел. – Доктор Клим Кириллович Коровкин, держу частную практику.

Он поклонился муромцевским гостям.

Зизи взглянула на своего смуглого темноволосого спутника. Тот по-военному выпрямился, щелкнул каблуками и сказал, играя чудными обертонами низкого голоса:

– Граф Сантамери. Рене-Николь. Можно просто Рене. И без всяких «ваших сиятельств». Нахожусь в Петербурге по делам, связанным с торговлей. Я владею производством в нескольких городах – главное предприятие недалеко от Па-де-Кале. Слышали, вероятно?

– Да, слышал, – подтвердил доктор, внимательно глядя на слишком молодого и слишком красивого для предпринимателя – так казалось доктору Коровкину – человека.

– На этом морском побережье остановился на несколько дней – сопровождаю Зинаиду Львовну. Я держу мотор. – И обращаясь к Брунгильде:

– Для меня он – как корабль для капитана или лошадь для всадника. – Посветлевшее от обаятельной, застенчивой улыбки лицо графа стало еще моложе, но он тут же посерьезнел, повернувшись к Климу Кирилловичу:

– Чудо техники, да и может быстро доставить на концерт Зинаиду Львовну. Она – удивительная певица, а морской воздух и природа – должны исцелять от ипохондрии. Не правда ли?

– Вполне возможно, – дипломатично откликнулся Клим Кириллович, новым взглядом окинув Зизи, жеманно опустившую глаза в пол. Ипохондрия? Или что-то другое – значительно хуже?

– Зинаида Львовна проживает на соседней даче, – пояснил граф, – я же расположился во флигеле. Сегодня мы решили представиться соседям. Надеемся на ответный визит.

Сантамери поклонился доктору и направился к чайному столу. Он с чувством поцеловал руку Елизавете Викентьевне, Муре и Брунгильде. Через минуту на веранде из посторонних остался один лишь студент Петя Родосский. Он еще не решил – уходить ли ему, или можно еще немного посидеть за столом и полакомиться щавелевым пирогом.

– Клим Кириллович, – Елизавета Викентьевна полуобернулась, – сейчас вскипит самовар, и мы продолжим наше чаепитие. Вместе с Петенькой – я забыла его представить. Петр Родосский, наш новый знакомец. Его привел к нам ассистент Николая Николаевича, Ипполит Прынцаев. Помните такого?

– Да, конечно помню, молодой спортивный человек, – приветливо улыбнулся доктор, разглядывая светловолосого, вихрастого, еще по-отрочески нескладного юношу, стоящего у открытого окна и теребящего край ажурной тюлевой занавески. Он казался смущенным.

– Чем изволите заниматься, господин Родосский? – с неожиданной для себя иронией спросил доктор.

– Вы, кажется, думаете, что я – поповский сын? – с вызовом ответил юнец и надменно вздернул округлый подбородок.

– Ничего подобного я не думал. – Опешивший от нежданного отпора доктор расстроился.

– Петя у нас студент. Он в Технологическом институте учится, на механическом отделении, – ласково пояснила Мура, улыбнувшись зардевшемуся юноше.

– Да, учусь. И стану инженером. Посвящу себя развитию техники. За ней – будущее. А на фамилию мою не смотрите, ни отец мой, ни дед поповскими делами не занимались. – Светло-серые глаза за пушистыми белесыми ресницами пылили негодованием.

– Да не смотрю я на вашу фамилию, – удивился доктор. – И не вижу ничего плохого в служении Церкви.