– Как я уже говорила, значки вручаются только членам клуба, однако… – Она отстегнула брошь, наподобие той, что я видела на ней позавчера, только с изображением колибри, и довела свою мысль до конца: – Вот, держите.

– Ой, нет, я не могу. Это слишком любезно с вашей стороны. Я не собиралась ничего выигрывать.

Миртл сунула брошь в руки Кэти:

– Нет, возьмите, я настаиваю. И как только у нас появится вакансия… – она метнула в Генри сердитый взгляд, – считайте, что приглашение в клуб у вас в кармане.

Кэти скользнула на стул рядом со мной, чувствуя себя в высшей степени неуютно.

– Я просто хотела принять участие в викторине. И устраивать драмы у меня даже в мыслях не было.

– Знаю. Помимо твоего успешного участия в конкурсе здесь, похоже, действуют и другие движущие силы.

Миртл прочистила горло, злобно посмотрела в мою сторону и продолжила. Наступила очередь награды за подражание птичьим голосам. Пока несколько человек встали и принялись издавать странные звуки, я внимательно вгляделась в брошь Кэти. И почувствовала благодарность судьбе, которая позволила мне на нее отвлечься, потому как попытки совершенно взрослых людей чирикать по-птичьи повергали меня в замешательство. А вот брошь – серебряная оправа с вделанной в нее мозаикой из сверкающих камней – была изумительной и наверняка дорогой. Чтобы Миртл сделала такой подарок, на нее точно надо было произвести неизгладимое впечатление. В тот момент, когда я протянула брошь обратно Кэти, Карл уже получил значок за лучшую в этот вечер имитацию птичьих голосов.

Оставшаяся часть собрания главным образом состояла из спича, который вполне можно было бы приравнять к проповеди от Миртл. И описание Брэнсона, охарактеризовавшего клуб словами «Миртл и ее адепты», оказалось очень даже точным, будто я и так не была в этом убеждена. Она говорила о защите птиц, о необходимости положить конец браконьерству и бдительно относиться к любым его признакам в Эстес-Парке, в окрестностях городка и в заповеднике с тем же жаром, что и остальные проповедники, стращавшие карой небесной, которых мне приходилось слышать, хотя не могу сказать, что такое случалось со мной часто.

Пока она разглагольствовала, я приглядывалась к остальным членам клуба, пытаясь понять, по какой причине каждый из них здесь оказался. Никакого призвания я в них не видела, они, казалось, записались в клуб, дабы оказаться во власти диктатора, обожающего слушать собственные выступления. В голове всплыли позавчерашние слова Генри о том, что Миртл снедала жажда власти. И судя по тем немногим моментам, которые мне сегодня удалось здесь увидеть, я не могла с ним не согласиться, какую бы щедрость к Кэти она ни проявила. Но от этого ситуация только запутывалась еще больше. Генри явно был не в восторге от того, что происходило в клубе. Сначала я думала, что гнев этого человека направлен единственно на Миртл, однако его, как оказалось, бесили буквально все. Но зачем ему тогда вообще было состоять членом клуба?

Впрочем, узреть в этом смысл мне помогло то, что я знала о Поли. Этого трудного до крайности человека многие сторонились. Как результат ему отчаянно недоставало общения. И меня ничуть не удивлял тот факт, что он, желая заполнить этот вакуум, был готов на что угодно. Но вот мотивы других я даже представить себе не могла. Карл конечно же был не без странностей, но они с Анной были главным передаточным звеном сплетен во всем Эстес-Парке. И недостатка в друзьях никогда не испытывали. Других членов я лично не знала, возможно, большинство из них страдали от одиночества, как Поли, а может, и в самом деле питали к птицам неподдельную страсть. Мне подумалось, что нечто подобное им ведь приходилось терпеть каждую неделю.

Лично я не могла их понять. Даже если бы это был клуб почитателей корги, члены которого поклонялись одному только Ватсону, выдержать такое больше одного раза мне было бы не под силу.

Миртл, вероятно, обладала какой-то странной притягательностью или могуществом, разглядеть которые я в ней не могла. Здесь явно наличествовала не только раздача беджи-ков почитателям, но и что-то еще.

По окончании собрания все собрались вокруг выпечки и стали на все лады расхваливать как кулинарные таланты Кэти, так и ее глубокие познания о птицах. Некоторые подходили ко мне, желая оказать знаки внимания Ватсону. Его завидная готовность позволять каждому встречному с ним сюсюкать произвела на меня немалое впечатление. Проведя в книжном магазине всего несколько дней, мой бедный малыш стал к этому привыкать.

Когда мы на какое-то время перестали быть предметом всеобщего внимания, к нам направился Генри. В день торжественного открытия «Милого корги» я, может, и изображала из себя душку, но теперь этого делать отнюдь не желала, о чем и собиралась ему напрямую сказать. Но он, подходя к нам, к моему удивлению, скривился и с покаянным видом пожал плечами:

– Простите, мисс Пейдж, но иногда мне никак не удается пересилить свой дурной нрав. Я настолько привык, что все жульничают, пытаясь заполучить эти значки, что сделал слишком поспешные выводы.

Я посмотрела по сторонам, ожидая увидеть у него за плечами какого-нибудь другого члена клуба, который, будто мамочка дитя, велел ему передо мной извиниться, но никого так и не увидела.

– Спасибо, Генри. Я оценила ваш поступок. И ответственно вам заявляю, что ни Кэти, ни я даже не думали жульничать. Просто она без ума от всяких викторин. Дайте ей буквально пять минут, и она станет экспертом в любом вопросе. Что до меня, то я, уверяю вас, таким талантом не обладаю.

Генри кивнул с таким видом, будто не знал, что еще сказать. Затем, похоже, набрался храбрости и посмотрел мне в глаза.

– По слухам, если они, конечно, не врут, вы поддерживаете хорошие отношения с сержантом Векслером, так?