Глава 17
Смерть на конце иглы
Не выходите замуж за мужчин с кошельком для мелочи.
В комнату вошел амбалоподобный Вовчик со шприцем в руке. «К кому-то смерть приходит в капюшоне и с косой в руках, к мухам – в семейных трусах и с газетой, – некстати подумала я, – а ко мне вот так, в виде гориллы-бандита».
Мне стало ужасно жалко себя, такую молодую и красивую, погибающую по собственной дурости. А ведь предупреждали меня умные люди – и Игорь, и Инка, и даже Таракан: не лезь, Стрельцова, в детективы, сиди на попе ровно! Но я не послушалась.
Еще мне стало очень жалко Сережку, который по моей вине останется без матери. На Артемия надежды никакой, а моя мама уже не девочка, ей трудно будет его вырастить. Как же они оба будут горевать, когда узнают, что мой труп нашли на обочине дороги! Да еще наркотик в моей крови… Мама, конечно, не поверит, но что будут говорить люди? Сережку в школе совсем затравят. Еще бы, мать-наркоманка, от передоза копыта откинула…
Шаповалов внимательно посмотрел на меня.
– Нет, Алиса, умирать тебе пока рано. Вдруг машину на посту остановят, а у меня в ней труп… Сейчас мы тебя кольнем, будешь все соображать, а вот сделать ничего не сможешь. А уж потом, в лесочке, мы тебя успокоим окончательно.
У меня слегка отлегло на сердце. Все-таки полчаса жизни лишними не бывают. За эти полчаса многое измениться может. Поэтому я совершенно спокойно дала Вовчику сделать себе укол. Задрала рукав рубашки и протянула руку.
– Ничего, баба стойкая, – хмыкнул Вовчик.
– Тебя, козла, не спросили, – ответила я.
– Ты чего это, зараза, обзываешься? – обиделся Вовчик. – За козла, это, ответить можно!
– Твой шеф говорит, что я скоро за все отвечу, так что мне уже без разницы, – сообщила я и почувствовала, как у меня потихоньку отнимаются ноги. Неизвестное лекарство, введенное Вовчиком, начинало действовать.
Вовчик взял меня на руки, поднял легко, словно пушинку, и вместе с Шаповаловым мы вышли из квартиры. Я искренне надеялась, что на лестнице встретится какая-нибудь любопытная соседка, которую искренне заинтересует, почему молодую здоровую бабу тащат на руках, но там никого не было. Конечно, в элитных домах не бывает соседок, повсюду сующих свой нос.
Внизу, на улице, тоже никого не было. Впрочем, мне это было совершенно без разницы. Я как куль висела на руках у Вовчика и не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Язык меня тоже совершенно не слушался. Мы подошли к машине Шаповалова, и он велел Вовчику грузить меня на заднее сиденье.
Вовчик, кряхтя, нагнулся, а я пожалела, что вешу всего пятьдесят пять килограммов. Запихать в машину восьмидесятикилограммовую тушу ему бы было гораздо сложнее. Шаповалов открыл переднюю дверь, но тут что-то произошло. Из машины мне было не видно, что именно, но Вовчик, странно хрюкнув, отпустил меня так, что мои ноги со стуком выпали из машины на тротуар, а сам почему-то упал на землю.
Шаповалов из проема водительской двери тоже куда-то пропал. Я слышала громкие крики, топот, мат, но не видела ничего, кроме обитой бежевой кожей спинки переднего сиденья. Вылезти из машины или хотя бы втянуть ноги внутрь я тоже не могла.
Неожиданно рывком открылась другая задняя дверь, и прямо перед моим носом оказалось лицо Игоря.