Кэмерон подался вперед.
– Ты никогда не рассказывал нам о себе. Откуда же нам знать, где ты родился? – сказал он. – Ты всегда говорил о Сент-Джозефе как о родном городе. Мой кузен именно там познакомился с тобой. А теперь слушай меня внимательно: одно из моих судов отправляется в Бостон через два дня. Ты можешь сесть на него. Это клипер, самое быстроходное парусное судно в мире. Ты окажешься в Бостоне в мгновение ока.
«О боже, только не морское путешествие!» – взмолился про себя Вулф.
– Я могу добраться до Сент-Джозефа верхом, а потом сесть на поезд, который направляется на восток.
– Ага! – воскликнул Кэмерон, взмахнув вилкой. – Однажды я уже видел это выражение на твоем лице! Да ты, братец, просто боишься дальних плаваний! – И он вонзил вилку в десерт. – Но ты должен плыть.
Вулф снова потянулся за графином с шерри.
– Самодовольный осел, – бросил он в сторону Кэмерона.
Однако ему было совершенно ясно, что друзья правы: пришло время заплатить по старым долгам. В его душе зрела решимость разобраться наконец со своим прошлым. Навалившись всем весом на спинку стула, Вулф стал раскачиваться.
– Значит, ты говоришь, что одна из твоих лодок выходит в море через два дня?
Кэмерон приподнял бровь.
– Судно! Повтори за мной: суд-но. Не вздумай произнести слово «лодка» на клипере, если не хочешь, чтобы тебя выбросили за борт.
Диана что-то достала из потайного кармана платья и протянула это Вулфу в сжатом кулачке.
– Я надеялась, что ты согласишься с нами. Вот, возьми.
И она положила на его ладонь маленькое золотое колечко на короткой цепочке.
– Что это?
– Это одна из серег, которые я носила в детстве. Я продела в нее цепочку, чтобы тебе было удобнее вдеть ее в ухо. Хоть со дня убийства твоей матери прошло больше двадцати лет, убийца может узнать тебя по серьге с гранатом. Поэтому я подумала, что тебе нужно заменить ее.
Диана попыталась прикоснуться к его уху, но Вулф мотнул головой, сопротивляясь.
Кэмерон взглянул на подарок Дианы.
– Может быть, не стоит ничего менять? – с сомнением промолвил он.
– Хорошо, я подумаю над этим, – сказал Вулф.