Когда войско уже подходило к единственному проходу в Шуссарах, в последних линиях строя взорвалась повозка с криолитом — путь к отступлению был перекрыт. Из леса, охваченного огнем после взрыва, с кличем и воем выбежали наемники культа. Началась кровопролитная битва. Зазвучал лязг мечей, и поле окропило кровью. Мятежники заняли высоту над открывшимся местом боя и выпустили залп огненных стрел. Те разлетались в разные стороны, сея смерть везде, куда попадали. Одна из стрел была отравлена сильным ядом. Она вонзилась в грудь Дейвенскарда, пробив насквозь его доспехи и застряв глубоко в груди, едва не задев сердце. Дейвенскард громко вскрикнул от боли. Он хотел вытащить стрелу, но в глазах потемнело и его парализовало. Император упал с Громокрыла — своего верного пылающего дракогралла, на землю. Он не чувствовал свое тело, все до кончиков ногтей казалось ему очень тяжелым. Лишь благосклонность Кайара, его покровителя, не давала Серому Владыке мгновенно умереть от яда, попавшего в кровь.
Дейвенскарду оставалось только лежать с окровавленной стрелой в груди, слушая свисты стрел и предсмертные крики его воинов. Император попытался размышлять над тем, кто мог предать его. Дейвенскард вспомнил, что окунать стрелы в особый парализующий яд пресноводного хогуса было любимым занятием лорда Солла, вассала его отца. Он понимал, что немолодой Солл, будучи гением планирования, одержимым жаждой власти, пойдет на все что угодно, лишь бы насолить династии, которая мешала его планам — династии Дейвенскардов. Но император также понимал и то, что Солл не мог так просто предать его отца и, трусливо поджав хвост, укрыться в своем поместье. Прослеживался явный след влияния посланника Падшего, Мэхеноа. Он — жестокий и расчетливый предводитель десармертов — убил нескольких правителей, включая отца и деда Дейвенскарда, и умел убеждать слабых волей своими отравленными речами, побуждая перейти на его сторону, чтобы потом использовать тех как безвольных марионеток. Дейвенскард задавался вопросом о том, ради чего некогда фанатичный вассал отца вдруг решился на предательство и перешел на сторону оккультистов, содействуя их карательным миссиям. Вестницы сражались с наступавшими наемниками и не могли помочь Серому Владыке. Увидев идущих на Дейвенскарда озлобленных убийц, Шалия не сдержалась. Она сорвала закрытый шлем тасллата и обернулась черной, как ночь, волчицей. Гнев овладел каждой клеткой ее тела. С яростью она разрывала врагов на мелкие куски. Троих она сожгла: остатки их тел разлетелись по полю боя, а в воздухе запахло жареным мясом. Шалия стремительно нападала на тех, кто пытался убить ее супруга. Гнев ослепил девушку, и та не понимала, что они пришли и за ней тоже. Волнистые черные клинки убийц были смазаны ядом хогуса. Мятежники стремительно нападали на императрицу, но та убивала их с необычайной ловкостью, ведь те были медлительны и неповоротливы, что помогало ей, ведь никогда до этого она не принимала участия в настоящем сражении.
Шалия расправилась со всеми, прежде чем увидела, как из пепелища выходит облаченный в черные доспехи человек. Он был выше всех наемников, но ниже реббхарцев. И это не мешало ему убивать солдат империи, которые пытались помешать ему. Девушка разглядела в его руке длинный черный клинок. Человек шел уверенно, не замечая суматохи, которая началась после того, как ловушка закрылась. Шел лишь с одной целью — отомстить. Отдать долг той, которая когда-то обманула его, оскопила и сожгла лицо, когда он попытался осквернить её честь, принудив к близости. Шалия с горечью в глазах посмотрела на Дейвенскарда. Она понимала, что, возможно, не выживет в этом бою. Императрица наблюдала за тем, как на нее шел коренастый мужчина, жаждущий отомстить за прошлое. Но ради супруга и дочери, которых безумно любила, и чтобы укрепить веру в Серого императора, Шалия решила пожертвовать собой. Она мысленно попрощалась с любимыми и, грозно скалясь, пошла навстречу своему убийце.
Черная волчица выпустила острые когти, ее золотисто-желтые глаза загорелись праведным гневом. Она испустила огненное дыхание, но это не остановило и не испугало человека. Он лишь ускорил шаг и стремительно напал на Шалию, ранив ее. Шалия почувствовала, как силы начали покидать ее тело, и поняла, что клинок был отравлен. Разъярившись, она тут же контратаковала нападавшего, разорвав его лицо когтями. Казавшийся до этого хладнокровным убийца рассвирепел, и его атаки стали ещё быстрее. Шалия уже не могла сопротивляться такому напору, но даже ослабленная ядом она продолжала биться с ним на равных. Когда схватка начала набирать обороты, убийца понял, что не выиграет в этой дуэли. Он начал призывать тени с помощью темной силы, дабы те помогли ему в бою. Слившись с ними, враг стремительно пронзил сердце Черной волчицы. Шалия громко вскрикнула, снова обернувшись человеком. Ее тело окончательно ослабело, ноги не слушались. Кровь толчками вытекала из рваной раны в груди, и капли падали с одежды на землю. Её глаза закатились, и девушка упала в руки парализованного Дейвенскарда. Сквозь шум боя до него долетел ее тихий шепот:
— Отомсти за меня, любимый. Ордемм — имя этого ублюдка, — захлебываясь кровью, Шалия смотрела в небо. Из ее глаз текли слезы. — Отомсти за меня, слышишь? Поклянись отомстить.
— Нет! Шалия! Прошу, не умирай, все будет хорошо. Прошу, не закрывай глаза, я найду способ вылечить рану! — Дейвенскард пытался докричаться до нее. Паралич отступал, его руки все сильнее могли сжимать ее слабое тело.
— Прошу, любимая, не бросай меня! Без тебя Кайар угаснет! — руки мужчины дрожали, из его глаз катились слезы. Все мысли в голове были лишь о возлюбленной.
Шалия больше не отвечала ему: она была мертва. Еще теплое тело, истекающее горячей кровью, безжизненно лежало в руках Дейвенскарда. Он встал, собрав все силы, которые у него оставались, и водрузил ее тело на спину дракогралла:
— Клянусь, я отомщу за тебя… — прорычал он, запоминая каждой клеткой своего тела это имя — Ордемм.
Мирра рассекала плетями оккультистов одного за другим. Но смертельное представление, где обрывающиеся крики — ария, а свист оружия — симфония, не смог отвлечь ее от трагедии, что развернулась прямо за спиной.
— Ваше Величество, бегите отсюда! — прокричала императору Мирра, отбиваясь от врагов. — Я задержу их…
Постепенно отходя от паралича, Дейвенскард собрал все внутренние силы и смог подняться, схватившись за седло. Он взлетел высоко в небо и отправился в сторону северного царства — туда, где находился священный пруд Ардрагорра.
Мирра ринулась в сторону Ордемма, но не успела его догнать и отомстить за убийство своей императрицы, с которой они крепко сдружились за несколько лет — убийца скрылся в облаке пыли, пепла и черного дыма так же быстро, как и появился…
Глава II
«Давние шрамы»
Дейвенскард надеялся, что Шалию еще можно было спасти. В сердце теплилась надежда на то, что исток душ во дворце Рхаальи сможет ее воскресить. Но уставший от боя с мятежниками Громокрыл начал медленно кружить, опускаясь на Саттнот. Обессиленный, он упал на заднем дворе Малого Дворца правительницы этого мирного города. Черные гвардейцы, охранявшие его, ринулись к раненому императору. Дейвенскард, из раны которого до сих пор торчала отравленная стрела, медленно терял сознание. Гвардейцы сразу узнали того, кто был перед ними. Они в спешке отнесли тело Шалии в воды священного храма Белл — храма привратницы судеб и реальностей, жены Ваятеля пустоты Кайара. Правительница города, царевна Най"Ата, лично вызвалась лечить раненого императора. Она была влюблена в Дейвенскарда еще со времен учебы в Хаанитовой академии, из которой ее исключили за то, что она ударила ученицу, высказавшую презрение к молодому принцу из-за его происхождения. Уложив императора в постель, Най"Ата аккуратно вынула наконечник стрелы, пробившей прочный доспех. Она, прекрасно разбиравшаяся в стрелковых орудиях, сразу же поняла, почему хаалитовый доспех императора оказался поврежден: стрела была из этого же редкого и трудно добываемого металла. Най"Ата сняла с Дейвенскарда доспехи и дала настойку из редкой травы рацурим, которая ввела его в транс. Она сделала это, чтобы он не почувствовал боль при обработке раны. Как только мужчина отключился, Най"Ата положила руки на его грудь и почувствовала, как яд протекает внутри тела, начиная свой путь из раны. Царевна быстро собрала необходимые травы и настои для лечения и принялась колдовать над Дейвенскардом: капнула отвар прямо на разорванную плоть, что заставило кровь вскипеть, и положила траву мятыми узелками на поврежденную кожу. После накрыла ладонью сверху, и магический холод окутал сначала рану, затем грудь и сердце, а после и все тело, распространившись по венам.
Отключившись, Дейвенскард попал в обитель своего Покровителя — место, где время как будто работало иначе, а в воздухе медленно влачились обломки некогда прекрасного мира. Сам Ваятель называл это место «Вневременным погостом». На его вершине находились пути восхождения, и стоял величественный престол. Кайар сидел неподвижно и пристально смотрел на Дейвенскарда своими двумя парами кроваво-красных глаз. Сам же Дейвенскард, обладая даром эмпатии, доставшимся ему от матери, ощущал чужие гнев и скорбь. Он был в своей привычной форме Ваятеля пустоты, олицетворял белую бездну и черный свет одновременно. Мужчина понял, от кого получил постоянные перепады настроения и нестабильность своих способностей. Видя жалкое состояние проводника, император громко закричал, да так, что его слова еще долго звучали во вневременном царстве. Эхо этих слов снова и снова врывалось в уши Дейвенскарда, вызывая дикую боль, несравнимую с той, которую он почувствовал, когда хаалитовая стрела чуть не пронзила сердце. Лишь боль потери возлюбленной была такой же режущей и продолжительной, как та, которую вызывал осуждающий лик Кайара.
— Как ты думаешь, Дейвенскард, зачем я призвал тебя в свою обитель? — осуждающе процедил Кайар с жуткой ухмылкой. — Ты не смог уберечь Шалию от необдуманных решений, ты ее погубил, спровоцировав бунтующую против твоих запретов натуру. Ты же знал, что она не захочет сидеть во дворце.
Дейвенскард был удивлен услышанным. Боль пронзила сердце: он почувствовал вину за произошедшее.
— Думаешь, я знал, что она замаскируется под тасллата Черной гвардии? — громко произнес император. — Думаешь, я знал, что нам устроят засаду? — скорбно продолжил он. Гнев заставлял кипеть кровь в жилах все сильнее. — Я не мог заставить ее остановится: она была упрямой женщиной, привыкшей жить в роскоши, но истинно желающей всегда находиться рядом со мной. Скорее это ты ее испортил!