Курт вскинул взгляд, покачав головой уверенно и решительно.
— Нет, я не это имел в виду. Да, вернуться… домой… было здорово, но это не означает, что я не желаю приступать снова к службе.
— Оправился ли? — осторожно спросил наставник, и он умолк, глядя в пол у своих ног. — Ты помнишь, о чем мы говорили с тобой, когда ты выздоравливал? Ты обещал подумать.
— Обещал, — кивнул Курт. — Но также сказал, что уверен в неизменности уже тогда принятого решения. Я не желаю сидеть в архиве — за бумагами, книгами, чернилами…
— Тем не менее, я снова хочу спросить — тебя все еще прельщает работа следователя? После всего пережитого?
— Тогда и я спрошу снова — вы уверены, отец, что после всего этого следователь из меня будет никудышный?
— Господь с тобой, я так не думаю… — отец Бенедикт тяжело вздохнул, кивнув: — Хорошо. Пусть так. Возвращайся на службу. Однако есть некоторые изменения; скажу сразу, ты ни в чем не повинен. Просто провели… что-то вроде всеобщего совещания, где было решено, что мы, кажется, ошиблись, отсылая выпускников в одиночестве на новое, не обжитое Конгрегацией место. Ведь, не дай Бог, возникнет сложная ситуация — и новичку придется дожидаться помощи днями, как тебе, не зная, что делать…
— …и, быть может, более опытный дознаватель сразу увидел бы то, чего не разглядел я, — невесело договорил Курт; наставник развел руками:
— Приходится допускать и такую вероятность. В любом случае, мальчик мой, вывод один: надо работать иначе.
—
— Да. Теперь ты отправишься в город, где уже есть наши братья — наберешься опыта, обкатаешься, а уж после будет видно, где и как ты продолжишь, если все еще сохранишь тягу к службе инквизитора… Думаю, Кёльн — самое подходящее место.
Курт замер, не говоря ни слова, все так же уставясь в камни пола; минута прошла в абсолютном безмолвии.
— За что вы со мной так? — спросил он, наконец, тихо; отец Бенедикт вздохнул, опустив ладонь на его руку, тоже понизил голос:
—
— Не страшно?.. В этом городе, отец, две семьи, потерявшие близких, и две сиротские могилы на бедняцком кладбище; не так все страшно, вы сказали?
— И тюрьма, из которой ты был взят в академию, еще стоит, — мягко добавил наставник; Курт засмеялся — зло и болезненно.
— Значит, смогу по ней прогуляться.
— Быть может, так и стоит поступить?.. Послушай меня; ведь я десять с лишком лет был твоим духовником — неужели ты мне не веришь более?
Курт выпрямился, глядя на наставника почти испуганно.
— Господи, да с чего вы взяли? — пробормотал он растерянно; отец Бенедикт кивнул: