Старик быстро перебрался в противоположный конец каноэ и сделал это как раз вовремя, чтобы избежать когтей, когда зверь уже просунул лапу под борт и сделал взмах вслепую.

Антонио Хосе Боливар поднял голову, приставил приклад к плечу и выстрелил.

Он успел увидеть кровь, брызнувшую из раненой лапы. В ту же секунду его правую ступню пронзила острая боль. По всей видимости, он ошибся, недостаточно раздвинув ноги при выстреле, и несколько дробинок вонзились ему в пальцы ноги и в подъем.

Они были равны – оба раненые.

Старик услышал, что зверь отходит от лодки. Воспользовавшись мачете как рычагом, он чуть-чуть приподнял один борт и в узенькую щелку разглядел тигрицу, сидевшую на песке метрах в ста от каноэ и зализывавшую рану на лапе.

Тогда Антонио Хосе Боливар перезарядил ружье и одним решительным движением отбросил старое каноэ в сторону.

Встав на ноги, он застонал от боли в раненой ступне. Зверь замер от неожиданности, а затем прильнул к земле, готовясь к прыжку.

– Ну что? Вот я, перед тобой! – крикнул Антонио Хосе Боливар. – Хватит играть в прятки! Давай покончим с этим балаганом раз и навсегда.

Он не узнал своего голоса и, пожалуй, даже не смог бы сказать, прозвучали ли эти слова на испанском или на языке индейцев шуар. В следующий миг кошка пятнистой стрелой бросилась на него, не обращая внимания на раненую лапу.

Старик опустился на одно колено, а зверь, набрав скорость, за пять-шесть шагов до человека оттолкнулся и прыгнул, нацелив на врага когти и зубы. Какая-то неведомая сила заставила Антонио Хосе Боливара дождаться момента, когда тигрица достигнет высшей точки своего прыжка. Он нажал на курок, зверь на мгновение завис в воздухе, потом его тело за долю секунды изогнулось и рухнуло на землю, изрешеченное двойным зарядом.

Антонио Хосе Боливар Проаньо перевел дыхание и медленно встал на ноги. Хромая, он подошел к мертвому зверю и содрогнулся, увидев, насколько изуродовано его тело. Широкая грудь ягуара представляла собой сплошное месиво, а в развороченной спине торчали обрывки внутренностей и сдувшиеся неподвижные легкие.

Самка была даже крупнее, чем ему казалось на расстоянии. Несмотря на худобу, она все равно оставалась прекрасным, грациозным, полным сил зверем, настоящим шедевром, созданным самой природой, творением, которое невозможно воспроизвести ни на словах, ни в красках, ни даже в мыслях.

Не обращая внимания на боль в раненой ноге, старик опустился перед мертвым зверем на колени, погладил шелковую шкуру и заплакал от стыда, от презрения к самому себе. Нет, он не считал себя победителем в этом жестоком поединке.

Слезы и дождь застилали ему глаза, пока Антонио Хосе Боливар тащил мертвого зверя к реке. Несколько шагов от берега – и вот уже быстрое течение подхватило тело ягуара-людоеда и понесло его в глубь сельвы – туда, куда еще не ступала нога белого человека, оскверняющего все вокруг себя. Вода понесет свою ношу все дальше и дальше, до Амазонки, где прекрасную шкуру хищника изорвут в клочья острые зубы порогов, но зато она не станет добычей стервятников.

После этого старик швырнул в воду ружье, и железная тварь, столь ненавистная всем обитателям сельвы, бесславно пошла ко дну.

Антонио Хосе Боливар неторопливо вынул изо рта вставную челюсть, завернул ее в носовой платок и, не переставая проклинать гринго, ставшего виновником трагедии, алькальда, золотоискателей – всех тех, кто своим присутствием оскверняет девственную чистоту так любимой им амазонской сельвы, – ударом мачете срубил толстую ветку и, опираясь на нее, зашагал по направлению к Эль-Идилио, к своей хижине, к своим книгам, в которых говорится о любви – говорится словами столь прекрасными, что они порой заставляют забыть о варварской натуре человека.