В её спальне Данила спрашивал, зажигать ли свет. В своей решал сам.

Снова провернул включатель, но на сей раз Санта могла только представлять, как движутся пальцы.

Ведь мужчина остался за её спиной, а она, улыбаясь, смотрела перед собой. На большую кровать.

На размеры своей Санта никогда не жаловалась, но эта – всё равно шире. Застелена по всем правилам журнальной красоты, которых придерживаются единицы. Да и он вряд ли делает это своими руками. Наверняка пользуется услугами специального человека.

И думать сейчас об этом – тупо. Но мозг – причудлив. Ведет Санту по непонятным дорожкам, пока резко не отключается…

Потому что Данила подходит, касается губами шеи, а пальцами при этом помогает разъехаться молнии на спине.

Сам не улыбается, конечно же, а Санта — только шире. И глубже дышит. Так, будто платье сковывало, хотя на самом деле – совершенно нет.

Просто на неё накатывает волнение. Хорошее. Желаемое. И ожидаемое.

Всё так, как она мечтала на протяжении недели.

Мужские пальцы сгоняют с плеч бретели, ткань стремится вниз, оголяя всё больше и больше кожи…

Которую он с удовольствием метит поцелуями.

Сначала оставляет их на плечах, лопатках, ведет вниз по позвоночнику, потом, развернув, спускается ещё ниже – целует живот.

Когда Санта – продолжая улыбаться — зарывается в его волосы, Данила начинает подниматься, идет по ребрам, груди, снова шее…

Параллельно стягивает платье уже с бедер. Не смотрит вниз, но оба знают – ткань оседает у ног.

Быть обнаженной рядом с ним Санте не страшно. Впрочем, как и проявлять инициативу.

Смотреть в глаза, улавливать, что он очень серьезен. Выпрямился. Вырос. Но слушается.

Она тянет с плеч пиджак – он позволяет. Стоит смирно, разрешая копошиться с пуговицами на рубашке.

Санта берется за ремень, Данила – за манжеты. В четыре руки всё куда быстрее.

И как только рубашка падает на пол, он тянет женское тело на себя, прижимая кожей к коже.

Они оба – горячие. Один другого греет.