— Да, помнишь, я говорила, что мы в аду и всё такое?

— А что мы не в аду?

Виктория улыбнулась, обнажив свои ровные белые зубы:

— Я так сказала, потому что, моя мать, она помешана на Боге. И часто, если я брала её украшения или допоздна гуляла с парнями, она говорила, что я грешница и что я попаду за это в ад. Я не верила в это, я не верю в Бога, но эта мысль видимо так глубоко засела у меня в голове, что очнувшись здесь, первое о чём я подумала, это то, что моя мать всё-таки была права, и мне никогда не следовало брать её украшений.

— Если мы и правда в аду, то смерть это последняя вещь, о которой нам следует беспокоиться.

— Ты всё ещё хочешь найти выход отсюда?

— Пока я жив, я буду пытаться, иначе, в чём смысл?

Виктория лукаво посмотрела на Дэвида:

— Они не правы на счёт тебя.

— Кто не прав? — озадаченно спросил Дэвид.

— Все те неудачники, там, в кафе, — она сделала шаг в его направлении, — когда начинают болтать о том, что ты совершаешь ошибки, осуждают твои поступки, подозревают тебя в чём-то, перечат тебе — она подошла вплотную к нему. — Ты всё делаешь правильно, Дэвид. Ты настоящий лидер, а все они лишь стадо, которому нужен умелый пастух. И эта Элен, как она только посмела указывать тебе, что ты должен убить Мишеля. Ты никому из них ничего не должен, Дэвид. Никому.

Дэвид не мог с ней не согласиться.

Когда он вернулся в кафе, первым его встретила взволнованная физиономия Стаса:

— Где тебя носило? — спросил он, постоянно оглядываясь по сторонам, будто опасаясь нападения летучих мышей. — Ладно, не важно, — помотал он головой. — Я поговорил с Ричардом, он сказал, что ты нашёл комнату с мониторами, на которых было видно всё кафе?

— Да.

— Это же отлично! Мы можем вернуться туда и посмотреть, кто оставил письмо на двери, или на стене в кабинете! Там должен быть сервер, где хранятся все записи…

— Нет, мы не будем этого делать.

— Почему? — удивился Стас.

— Это слишком опасно. В этих тоннелях мы как свиньи в бараке, Создатель может без проблем нас там прикончить, если только до этого некоторые из нас сами нам глотки не перережут.

— И что теперь? Пускай он за нами постоянно следит?