– Размечтался, старый черт, – усмехнулся Мизгирь. И подытожил: – Ну вот, теперь они в курсе, что я им соврал, и побегут во все лопатки. Прибавим шагу! Если не прощелкаете клювами, можете уложить всех троих на склоне ложбины!
– И почему они всегда удирают в одном и том же направлении? – спросил Горюев, выискивая в прицел мелькающих среди деревьев беглецов. – Эта дорога для них что, медом намазана?
– Все просто, Мурат Антоныч, – ответил комвзвода. – Первое, что видят «звери», когда выбегают с форпоста, – дымы китайской ТЭЦ. Потом вспоминают, что она рядом с шоссе, а то ведет прямиком в Погорельск. Иных путей для бегства здесь нет. Вы же летаете над этими землями на самолете и видите, насколько они безжизненны.
– Что есть, то есть, – согласился полковник. – И это еще мягко сказано. Самое обидное, что многие земли пустеют до того, как попадают в цунамиопасную зону. Ты бывал в Теряево?
– Бывал пару лет назад. Симпатичный городишко. «Топ-Нефть» там всем заправляет.
– Заправляла. В прошлом году землетрясение разрушило единственный тамошний мост через реку. Теряево сразу отрезало от мира, «Топ-Нефть» свернула работы, и город обезлюдел. Хотя при удачном раскладе он мог бы простоять дольше Погорельска лет этак на пять-десять.
– Надеюсь, нам подобная участь в скором времени не грозит, – покачал головой Мизгирь. – Не собираюсь я учить китайский в ближайшую пятилетку. Мне сегодняшняя работа еще не надоела.
Глава 2
Охотники шли через сухобор – засохшую на корню тайгу, что в Пропащем Краю была повсеместным явлением. Многострадальная здешняя земля продолжала отдавать нефть и газ, но все живое на ней либо умерло, либо неотвратимо умирало.
Сначала погибли деревья, которым требовалось больше всего жизненных соков. Потом увяли кустарники, а за ними настал черед травы. Она все еще прорастала из земли каждую весну, но зелень недолго услаждала глаза местным жителям. Уже в начале лета трава засыхала, несмотря на дожди, щедро льющиеся на Пропащий Край. После чего июнь в нем, можно сказать, переходил в затяжной октябрь, неизменный до первого снега.
Впрочем, здесь это было не самое унылое зрелище. Севернее, между шестидесятой и шестьдесят третьей параллелями – там, где нынче находилось побережье Ледовитого океана, – открывалась картина гораздо мрачнее.
Третий десяток лет океанское дно сотрясали чудовищные вулканические катаклизмы. По их вине северный край Евразийской тектонической платформы опускался все ниже и ниже, а сама она содрогалась от непрерывных землетрясений. Воды Ледовитого наступали, продвигаясь в год самое малое километров на сорок в глубь материка. И ладно бы это напоминало обычный, разве что нескончаемый прилив. Увы, нет. Подводные вулканы обрушивали на сушу цунами одно другого свирепее. После них океан отхватывал новую долю побережья и уже не возвращался в прежние границы.
Более опасного места на земле, чем север Евразии, сегодня не существовало. Волны гнали впереди себя исполинский вал не только из льда и грязи, но и из миллиардов вырванных деревьев. Этот вал представлял собой величайшую дамбу из всех, что когда-либо видело человечество, но толку от нее не было. С каждым ударом стихии дамба перемещалась южнее, перекатываясь через тонущие горы, а мелкие возвышенности и вовсе стирая до основания.
Скандинавский полуостров и треть России были затоплены, а Ледовитый год за годом откусывал все новые территории. Пропащий Край – так называлась полоса земли, которая должна была сгинуть под водой в ближайшие годы.
Жизнь тут была сродни русской рулетке. И без того цунамиопасный океан порой взрывался в масштабах настоящего апокалипсиса. И гнал волну, проносящуюся в глубь побережья сразу на полторы-две сотни километров. За тридцать последних лет такое случалось трижды. И этого хватило, чтобы жители обреченных земель покинули их, не дожидаясь, когда море покажется на горизонте.
Сбежали, разумеется, не все. Кое-кто, напротив, прибывал сюда на свой страх и риск зарабатывать деньги. Выяснилось, что в некоторых районах Сибири и Урала частые землетрясения выдавили нефтяные пласты близко к поверхности (а где-то они, наоборот, резко иссякали). Крупные нефтедобытчики этот факт проигнорировали – не хотели вкладывать финансы в опасные недолгосрочные проекты. Зато сотни мелких, вроде эмигрировавшего в Китай Горюева, не побоялись сыграть по рискованным ставкам. А на Горюеве и прочих, в свою очередь, наживались мелкие китайские энергокомпании. Их небольшие и грязные (ибо кого здесь нынче волновала экология?), но сейсмоустойчивые ТЭЦ питали энергией буровые станции и рабочие городки. А выстроенные вне сейсмоопасной зоны китайские нефтеперегонные заводики охотно покупали горюевскую нефть, делая его бизнес рентабельным.
Пропащий Край стал чем-то вроде «Дикого Запада наоборот». Люди приезжали сюда не затем, чтобы обосноваться и устраивать новую жизнь. Единственной их целью было набить карманы деньгами и вернуться на Юг, прежде чем волны Ледовитого до них доберутся. Само собой, помимо работяг и инженеров в их городки стекалось множество других желающих поживиться крошками нефтяного пирога. Включая откровенный сброд вроде братьев Дерюжных.
Единственное, что цвело буйным цветом в мертвых землях, – это преступность. Ни России, ни Китаю они были не нужны. Первая тратила все свои ресурсы на эвакуацию северных городов и готовилась к грядущему переселению Москвы. У второго хватало своих забот, в число которых не входило насаждение закона и порядка в Пропащем Краю. Все в нем выживали как могли. Кто-то, вроде китайских энергетиков и Горюева, держал у себя на объектах вооруженную до зубов охрану. А те, кому она была не по карману, смиряли гордыню и платили бандитам, которые подмяли под себя весь торговый бизнес и сферу услуг, опирающуюся на три священных столпа: бары, казино и бордели.
Как бы то ни было, Мизгирю нравился этот мрачный и жестокий, но простой и по-своему честный мир. Капитан был в нем не последним человеком и зарабатывал деньги. Не такие солидные, что платили нефтяникам, так и Мизгирь, в отличие от них, не надрывал пупок и не пачкался в грязи. Его жена работала на «Гордой» учетчицей, а Горюев был лучшим боссом из всех, каких только можно себе пожелать.
А еще у Мизгиря имелся приработок, за который Мурат Антонович расплачивался отдельно. Раз в два-три месяца комвзвода устраивал полковнику охоту на самого жестокого зверя Пропащего Края – на бандита.