Дара прислушалась. Овраг окружил словно заколдованный круг, и каждый шорох, каждый вздох разносился по нему, дробясь на тысячу звуков.

Нужно было быстрее найти ключ. Дара пошла прямо, припоминая, где пролегала тропинка. Поредели деревья, и стало светлее. За кустами скрывался знакомый камень. Девушка присела, подставила ведро под струю. От земли веяло могильным холодом. Пальцы окоченели. Если бы только вода могла течь быстрее…

Дара злилась на саму себя. Прежде она считала себя смелой, уж точно смелее сестры, а теперь дрожала что кленовый лист, и во мраке ей всё виделись то бледная кожа лесавки, то Горяй в луже из собственной рвоты и крови. И Добрава…

«Хватит. Хватит. Это в прошлом».

Она не виновата. Она не хотела. Она только пыталась спасти Горяя. Никто не научил её, как быть осторожной.

Голова вжалась в плечи. Дара старалась не оглядываться по сторонам, плотнее закуталась в кафтан, поправила меховой воротник, щекотавший щёки, и вздохнула спокойнее. Никто не тронет её. Никто не обидит.

И в овраге никого не было, только она одна.

На плечо легла чужая рука. Тело одеревенело, когда чужое дыхание коснулось щеки.

– Вернис-сь к князю. Вер-рнис-сь, – голос сорвался на звериный рык. – Это пр-риказ-с-с…

Когтистая рука впилась в плечо, разорвала плотную ткань.

Отрезвлённая болью, Дара сбросила руку, вскочила на ноги и обернулась к лесной твари лицом. Земля под ними задрожала, заплясала. Ярость в крови лесной ведьмы вспыхнула огнём, и вдруг лесавку отбросило назад.

Та припала к земле, точно зверь. Трупная бледнота сияла во тьме словно снег. Чёрные глаза горели от голода. Лесавка вскинула голову, посмотрела хищно снизу вверх.

– Кто тебя послал?! – прокричала Дара. Она не ждала, что лесавка ответит, она не ждала ничего от навьего духа, но он неожиданно признал её силу.

Лесавка отползла чуть назад, виляя голым задом, касаясь грудью земли и склоняя голову в поклоне.

– Лес-сная ведьма, – с неожиданным почтением прошипела она. – Вернис-сь к князю…

– Кто велел тебе это сказать? Отвечай!

Лесавка подняла на неё взгляд, уродливые перепачканные губы задрожали, светлые волосы колтунами свисли на лицо.

– Х-хозяин, – выговорила лесавка. – Ему нуж-жна плоть, кр-ровь…

– Чья кровь?

Лицо лесавки сделалось несчастным. Каждое слово давалось ей с трудом.