– Именно так, – согласился Горяй. – Да только одному чародею легче уговорить ветер вознести его к небесам, а другому обратить каплю дождя в озеро. Но один не сможет никогда повторить другое.

– А что я?

– А это нам только предстоит выяснить. Не так много вас, лесных ведьм, да и не спешите вы делиться своими секретами.

Дара по старой привычке подняла руку, желая потеребить пальцами косу, как она всегда делала, задумавшись, но нащупала только пустоту. С досадой она скрестила руки на груди.

– Чем тогда отличаются чары волхва от твоих?

– Для простого человека ничем. Да только разные силы нам всем благоволят. Меня учили видеть и менять силу вокруг, ставить защиту и взламывать её. А волхвы служат богам и несут их слово, и порой один волхв другому – заклятый враг. А я – кому я могу помешать?

– Я слышала, что волхвы, что молятся Ярило или Мокоши, враждуют со жрецами Мораны-смерти.

Горяй кивнул.

– Но я всегда думала: раз Мокошь жизнь дарует, а Морана владеет нитями наших жизней, так отчего они меж собой не ладят?

– Откуда нам смертным знать? – пожал плечами Горяй и раздражённо покосился на дверь. – Но в самом деле, где же носит этого мальчишку с нашим обедом?

Скоро холоп вернулся с подносом, заставленным яствами.

Дара и Горяй ели молча, каждый думал о своём. Девушка вдруг поймала себя на том, как аккуратно и старательно она стала держать в руках ложку, как старалась не измазаться, осторожно откусывая мясо от куриной ножки. И всё это она делала будто чужими белыми руками, украшенными драгоценными каменьями.

В свою ложницу Дара вернулась сразу после обеда. Она присела на пол и заглянула под кровать, мельком заметила блеснувшие во тьме жёлтые глаза. Домовой зашуршал и скрылся в дальнем углу. Он отчего-то невзлюбил её и редко показывался на глаза. Поселившись в княжеском доме, Дара пыталась задобрить духа и поначалу преподносила ему угощения и подарки, но он упрямо их отвергал. Это было странно. Духи всегда любили Дару и обычно тянулись к ней.

Из-под кровати она достала вещевой мешок, что захватил с мельницы Вячеслав. Верно, то мачеха собрала в дорогу и передала княжичу, когда он увозил Дару с собой из Заречья.

Дара за всё время, что провела в Златоборске, лишь раз заглянула в этот мешок, да не найдя ничего важного, позабыла про него вовсе.

Но теперь она достала свою любимую зелёную понёву и старые лапти и только усмехнулась. Могла ли подумать Ждана, что её падчерица будет носить расшитые золотом одежды, а не льняную грубую рубаху, что вместо лаптей наденет она кожаные сапожки?

Она пошире открыла мешок, достала из него деревянный гребешок, вырезанный Барсуком. На самом дне сверкнуло вдруг что-то. Дара запустила руку в мешок и вытащила на свет изумрудную серьгу.

Губы дрогнули в улыбке. Она сняла эту серьгу, когда её переодели в боярское платье, спрятала в мешок с остальными вещами с мельницы. Был ли жив теперь Милош? Нашла ли его Веся? Сестра должна была направиться на его поиски. В Совин.

Дара положила серьгу обратно, прикрыла понёвой и лаптями.

«Я не должна забывать, кто я, – подумала она. – Дочка мельника не рядится в княжеское платье, а князь не привечает её у себя, не одаривает каменьями и не делится тайнами».