Только вчера она была полна решимости сбежать, и снова побоялась даже думать об этом. Разве могла дочка мельника противиться воле государя?

Дара находила в себе силы сдерживаться в присутствии князя, но стоило за её спиной затвориться тяжёлой двери, и спало всякое притворство. Как маленькая девчонка она разрыдалась от ярости.

Добрава лишь повела светлой бровью, но вслух не осудила.

– Пойдём, госпожа, – позвала она. – Время для молитвы.

– Молитвы, – сквозь зубы процедила Дара. – Мы только и молимся целыми днями, да толку? В Ниже небось все лбы отшибли, отбивая поклоны Создателю. И где они?

– Госпожа! – возмутилась Добрава.

– Что? Разве я говорю неправду? – злобно оскалилась Дара и быстро пошла по коридорам терема. Длинные рукава, расшитые золочёными нитями, развевались на ходу. – Разве сама не понимаешь, что молитвой на войне не поможешь? Ты-то, наверное, рада, что Вячеслав остаётся в столице?

Она остановилась, резко обернулась к служанке. Та стойко выдержала её взгляд. Посмотрела с вызовом, так, как не смеют слуги смотреть на господ. Но лесную ведьму Добрава, кажется, считала себе ровней.

– Зачем спрашиваешь? – хмуро спросила она, выпрямляя плечи.

– Из любопытства, – призналась Дара. Ей не было никакого интереса до любовных дел княжича, но теперь стало ясно, почему он приставил к ней именно Добраву. Кому как не полюбовнице вверять слежку за лесной ведьмой? Уж она-то должна всё доложить, желая заслужить доброе отношение. Как это должно было быть лестно – когда тебя одаривал лаской княжеский сын.

Дара усмехнулась своим мыслям. Она теперь понимала, как внимание князя тешило тщеславие.

– Мои печали да радости тебе без интереса, госпожа лесная ведьма, – недружелюбно сказала Добрава. – Ты лучше о своей участи беспокойся.

– Уж я побеспокоюсь, не сомневайся, – отрезала Дара. – А ты прочь с глаз моих, и чтоб больше духу твоего не было подле меня.

Дара оскорбила служанку, приметив со злорадством обиду в её глазах, и только когда Добрава развернулась и ушла прочь, пожалела о сказанном. Но было уже поздно.

В городе звенели колокола. Закончилась рассветная служба.

Дара не зашла в свою ложницу и не посетила по обыкновению храма для молитвы, а направилась сразу к Горяю. Чародей ещё не вернулся со службы, и она вошла сама, начертав на двери один из знаков, которыми он охранял свои покои.

Эти знаки украшали все стены и потолок в спальне княжеского чародея. Одни были старее, другие вырезаны совсем недавно. Многие Дара не знала, некоторые видела в Великом лесу, а третьим Горяй научил её сам.

Почти впервые Дара осталась в его покоях одна и огляделась внимательно.

Ряды склянок и банок, свитки берестяных грамот, разбросанные где попало без всякого, казалось бы, порядка, и сотни знаков, вырезанных на стенах, полу и потолке, на столбиках кровати и на ножках стола и лавок. Поначалу Дара даже не замечала их, будто они не существовали. Но с каждым днём, пока возвращалась её сила, знаки проявлялись всё отчётливее, и некоторые из них оказались знакомы.

Она провела пальцами по скрещённым лошадиным головам над низкой притолокой. Похожими часто украшали крыши для охраны от злых духов. Этот знак хорошо был знаком обычным людям, другое дело – неровный круг, похожий чем-то на медвежью морду. Такой не встретишь в работах даже самых лучших зодчих, зато Дара видела его в избушке в Великом лесу. Медведь – царь среди зверей, не зря леший часто принимал его облик.