– Не вырывайся, – велела она, промывая рану.

Ежи попытался жевать, но от боли не смог проглотить ни кусочка.

– Ты же пил лекарство? Не забывал? – негромко спросила мать.

– Нет, – соврал Ежи. В конце концов, хуже ему не стало, значит, ничего дурного не случилось, а Горица и без того всегда сильно переживала.

– Подними-ка голову, сына, я синяк обработаю.

Ежи едва не пронёс ложку мимо рта.

– Давай потом? Я ужасно голодный, – проговорил он с набитым ртом. – Так соскучился по твоей стряпне. Лучше помоги Весе…

– А наречённая готовить не умеет? – сердито спросила Горица и развернула сына к себе, чтобы лучше видеть его лицо.

Ежи чуть не подавился. Откашлявшись, он скосил глаза на Весю.

– Готовить я, конечно, умею, – ответила она. – Да только в дороге разве особо развернёшься? Ежи сам сказал, что идти нужно быстро, вещей с собой особо не брать, – чуть возмущённо произнесла она, поглядывая на Ежи. – А я пыталась ему втолковать, что мне и платье с собой нужно запасное, и обручья, и кольца височные, да только он и слушать не желал. Говорит: «Мы тайно пойдём, ночью, чтобы матушка с батюшкой твои ничего не приметили и нас не остановили».

Горица бледнела сильнее с каждым словом.

– Это как так? – прошептала она с шипением, настолько усердно втирая мазь под глазом у Ежи, что он чуть не запищал от боли. – Ты мне сказала, что сюда за женихом пришла, а получается, что мать с отцом твои благословения вам не дали?

Веся облизнула ложку и беззаботно сказала:

– Матушка всё понимает, она сама сказала, что мне в городе лучше будет, чем на мельнице, а батюшка, конечно, не знает. Да только смирится всё равно со временем, когда я к нему с внуками приеду да городскою госпожой.

– Не бывать этому, – выдохнула Горица. Собралась с духом, стукнула горшочком с мазью об стол и сказала твёрдо: – Ежи, так и знай, я своего благословения на этот брак не дам. И если ты осмелишься пойти против материнской воли, то на глаза мне больше не показывайся. И выродков своих ратиславских в мой дом не смей приводить! Я ни их, ни невесту твою видеть не желаю.

И уже тише, путаясь в словах от переживаний, запричитала:

– Ох, Создатель, что же это делается? Ради всех богов, неужто для того я сыночка единственного воспитывала, кровиночку родимую лелеяла?

Ежи, который всё время сидел в недоумении, вытащил ложку изо рта и проговорил:

– Мать, ты что?

Но Горица лишь отмахнулась от него рукой и тут же утёрла широкой ладонью слёзы с бледного лица.