Она нехотя вошла в класс. Потом снова обернулась к двери:

— Шефер? Так вас зовут?

Он кивнул.

— Сколько у вас было подобных дел? Таких, когда пропадали дети?

— Много.

— А сколько детей вернулось домой?

Шефер немного помедлил:

— Большинство.

Он оставил Анну Софию Бьерре и пошёл в помещение, которое располагалось неподалёку. Все классы в этом коридоре школы были временно переоборудованы в комнаты для допроса, где следователи опрашивали свидетелей и родственников.

— Так, давайте проговорим всё ещё раз. — Шефер протянул стакан воды Йенсу Бьерре. — Очень важно, чтобы мы собрали как можно больше деталей. Они сейчас могут казаться незначительными: люди, которых вы встречали по дороге, настроение Лукаса и всё такое.

Йенс Бьерре кивнул.

Он не снимал тренчкот тёмно-синего цвета с поднятым шерстяным воротником. На маленьком школьном стульчике он смотрелся странно и непропорционально. Парта была похожа на спичечный коробок, а колени Йенса поднимались ему почти до ушей. Он сидел, не открывая глаз и закрыв лицо руками. На смену животному страху, обуявшему его на школьном дворе, пришли жажда облегчения и мольба о помощи.

— Мы попрощались у ёлочки, — прошептал он. Его голос прозвучал мягко, как детский. Испуганно.

— У ёлочки?

— Да, так… так его называет Лукас, — он открыл покрасневшие глаза и указал на жутковатого вида турник в виде дерева с металлическими ветвями и гирляндами из заснеженных канатов. — Я подождал, пока Лукас не дошёл до входа, и он зашёл внутрь, не оглядываясь.

Йенс Бьерре смотрел прямо перед собой невидящим взглядом, вспоминая, и на долю секунды безрадостно улыбнулся.

Шефер подался вперёд:

— Не оглядываясь, вы говорите?

— Да, он… Не обернулся, когда подошёл к двери. Обычно он оборачивается. Иногда даже бежит обратно, чтобы ещё раз обняться со мной, но сегодня утром он просто вошёл в дверь… не… оглядываясь… — Йенс Бьерре делал между словами паузы, отрывисто дыша и стараясь справиться со слезами.

— И вы подумали, что что-то не так, раз он просто зашёл?