Когда в. к. Святослав Всеволодович «сыновци свои посади по городом, якоже бе им отец урядил Ярослав», князь Андрей Ярославич получил в свою долю Городец Волжский и Нижний Новгород; на эти города, как на свою отчину, он возвращается из-за моря в 1256 году, после примирения с братом Александром, и получает в обладание Суздаль. Но такое соединение владений в руках князя Андрея не создало «суздальско-нижегородского княжества». Возможно даже, что князь Андрей получил Суздаль не в придачу к Городцу и Нижнему Новгороду, а взамен их: такое предположение сделало бы более понятной дальнейшую судьбу этих последних и отвечало бы их особому значению для великокняжеской власти. Летописные своды именуют князя Андрея (с 1256 года) суздальским, и в Суздале место его погребения; на Суздале – своей отчине – княжат и сыновья его: Юрий, затем Михаил и Василий103. Но Городец и Нижний не вошли в состав их отчины104. По нашим источникам невозможно определить, когда и при каких обстоятельствах перешли они во владение князя Андрея Александровича. Ближайшее отношение Андрея Александровича к Городцу как «городецкого» князя устанавливается только известием о его погребении: «И везше положиша его на Городце в церкви святого Михаила Архангела»105. Но князь Андрей не стал «удельным» городецким князем; мы видим его почти непрерывно либо в борьбе за великое княжение, либо великим князем. А сыновей он не оставил, и поэтому вопроса о вотчине его потомства не возникало. Не располагаем также никакими данными для какого-либо владения его Нижним Новгородом, кроме великокняжеского. И великокняжеские бояре, утвердив на великом княжении тверского князя Михаила Ярославича, пытаются удержать за ним Нижний Новгород. Надо, по-видимому, признать, что Нижним Новгородом (а также и Городцом?) успел овладеть московский князь Юрий Данилович, соперник тверского Михаила в стремлении к великокняжеской власти, или же предположить, что суздальские князья возобновили свои отчинные права на Нижний и действовали на стороне князя Юрия против Михаила Ярославича106: Михаил Нижним не овладел, при его сыновьях спор Твери с Москвой закончился тем, что великое княжение досталось в 1328 году Ивану Калите, а «Володимер и Поволжие» достались суздальскому князю Александру Васильевичу107. Этот момент и надо признать моментом образования территории Нижегородского великого княжества, окончательно сложившегося при Александровом брате Константине.

Мы видели, что Александр Васильевич стремился к большему, пытался утвердить за собой обладание Владимиром и его областью, слить их накрепко со своими суздальскими владениями, которые охватили бы всю Восточную Великороссию, суздальско-нижегородское Поволжье. Но по его смерти владимирская великокняжеская территория отошла к в. к. Ивану Калите. Стол суздальского княжения перешел к его брату Константину.

Константин Васильевич и явился организатором Нижегородского великого княжества. Для времени с 1332 по 1340 год наши летописные своды не дают отчетливых сведений о положении дел в суздальском Поволжье. Никоновская летопись ведет счет годам княжения Константина Васильевича только с момента кончины Калиты, и это обстоятельство, как и случайное упоминание той же летописи, что князь Симеон Иванович был в Нижнем во время кончины и погребения отца, наводит наших историков на заключение, что только с этой поры Константин стал «князем великим суздальским, нижегородским и городецким». Если принять этот вывод из данных, более чем скудных, то Нижегородское великое княжество придется признать окрепшим и формально сложившимся в силу ханского пожалования и соглашения между князьями на «великом съезде» всех князей в Москве в 1341 году108. Вскоре возродилась и особая Суздальская епископия109. Возрождение местной политической жизни к середине XIV века в восточной украйне Великороссии неразрывно связано с ее боевым и колонизационным значением. Во второй половине XII века и в первой четверти XIII шла упорная борьба мордвы с русским наступлением. Борьба эта прервана и подавлена татарским нашествием. Русь подчинилась власти золотоордынских ханов, а мордва и Камская Булгария покорены татарской властью. Но пережита угроза нашествия, установился новый уклад жизни – и вопросы земельного захвата, торговли, взаимных нападений и столкновений стали с новою силой волновать Поволжье. Пограничное положение Нижнего Новгорода на рубеже русского и инородческого мира придало ему исключительное стратегическое и административное значение и рано развило его роль как центра поволжской торговли. Великорусский центр, слагавшийся в Москве, еще не окреп в достаточной мере, еще слишком поглощен иными, преимущественно западными делами и сложными отношениями внутри страны и к Золотой Орде, чтобы тратить много сил и внимания на дела восточной украйны. В таких условиях слагается, хоть и не надолго, крупное самостоятельное значение Нижнего Новгорода и водворившейся в нем княжеской власти.

В середине XIV века это значение Нижнего Новгорода как опорного пункта великорусского движения на восток, которое было приостановлено в условиях предыдущей эпохи и постепенно возрождается, явственно выступает сквозь отрывочные и скудные известия наших источников о нижегородских делах и отношениях. В 1350 году князь Константин Васильевич заложил в Нижнем Новгороде храм Преображения Господня, т. е. начал отстраивать заново Преображенский собор, построенный в. к. Юрием Всеволодовичем в 20-х годах XIII века. Согласно нижегородскому преданию, Константин перенес в этот храм старинную, вывезенную из Греции, икону св. Спаса110. Этот акт церковного строительства связан с перенесением старшего стола суздальского княжения из Суздаля в Нижний Новгород111. Местная традиция сохранила память о князе Константине как деятельном колонизаторе Нижегородского края: «И повеле русским люден селитися по Оке и по Волге и по Кудьме реком и на мордовских селищах, где кто похощет»112. Его волость – с Нижним Новгородом, Суздалем, Городцом, Юрьевцом Поволжским, Шуей, Бережцом на устье Клязьмы – стала обороной Великороссии от инородческой силы и организующим этапом в восточном движении великорусской колонизации. В этом значении своем Нижегородское великое княжество, подобно Рязани, явилось своего рода форпостом Великороссии и нуждалось, не менее Твери или Рязани, в поддержке всей великорусской силы. В таком соотношении окраин и центральных областей Великороссии можно видеть реальную основу попыток носителей местной великокняжеской власти добиться великого княжения владимирского и всея Руси. Нераздельность великорусского великого княжения от обладателя Владимиром выступила с новой наглядностью в истории суздальского князя Александра Васильевича, и Константин при первой возможности «сперся о великом княжении» с московским князем. Произошло это тотчас после кончины в. к. Симеона. Выступая соперником московского князя Ивана Ивановича, Константин Васильевич завязал отношения и с Литвой, и с Великим Новгородом. В 1354 году состоялся брак его сына Бориса с дочерью в. к. Ольгерда, а новгородские послы поддерживали в Орде перед ханом его домогательство владимирского великого княжения113. На этот раз московское влияние одолело: «Не послуша их царь» и дал ярлык на великое княжение князю Ивану. Его противники смирились не сразу, но сил на борьбу у них не было, и пришлось идти на мир. Примирение князя Константина с в. к. Иваном Ивановичем состоялось незадолго до его смерти, и тогда же помирились с великим князем новгородцы114. Летописная запись помянула князя Константина тем, что он «княжил лет 15, честно и грозно бородил отчину свою от сильных князей и от татар»115. А после его кончины сын его князь Андрей поехал в Орду, и хан «даде ему стол отца его, княжение Суздальское, и Нижний Новгород, и Городец»116. На съезде с в. к. Иваном Ивановичем в Переяславле князь Андрей признал себя «братом молодшим» великому князю и принял с ним мирное «докончанье»117. Мир с Москвой и отказ от соперничества с нею, быть может, как продолжение и утверждение той «любви», какую «взял» его отец, князь Константин Васильевич, с в. к. Иваном Ивановичем, остались характерной чертой княжения Константиновича Андрея118. Но и в Суздальско-Нижегородском великом княжестве и вне его еще бродили силы и настроения, враждебные великокняжескому значению Москвы. Во главе их попытался встать брат Андрея Дмитрий Константинович.

Вероятно, по отцовскому ряду братья в. к. Андрея, занявшего «степень» отца, в удел отчины своей получили: Дмитрий Константинович – Суздаль, а Борис – Городец119. Не имеем никаких сведений о ряде, какой, надо полагать, дал сыновьям Константин Васильевич, ни о договорных соглашениях между братьями Константиновичами. На деле старейшинство в их братской семье не утвердилось за Андреем Константиновичем. Засилье московской власти, нависшее над их отчиной, исказило в корень суздальско-нижегородские отношения. Братья действуют врозь и каждый ведет свою особую политику. Смуты в Золотой Орде сильно осложняли положение великокняжской власти и создавали новые возможности для смелых происков русских князей, разрушая всякую устойчивость сложившихся политических отношений. Смерть в. к. Ивана Ивановича (в ноябре 1358 года) и переход его наследия к малолетнему сыну Дмитрию неизбежно усиливали смуту этих отношений. Одновременно ослабели оба их основных устоя – значение ханского «пожалования» и собственная сила носителя великокняжской власти. Быстрая и кровавая смена ханов Золотой Орды после убийства Бердибека привела к власти хана Кулпу, затем, через полгода, – Науруса, а весной 1360 года – Хидыря. Русским князьям приходилось считаться с таким шатанием власти, утверждавшей за ними их владения. Строй русского улуса, только что утвержденный Наурусом120, подвергся сильному потрясению, когда власть перешла к хану Хидырю121. Этот хан дал ярлык на великое княжение владимирское суздальскому князю Дмитрию Константиновичу; князь Дмитрий сел на стол великого княжения 22 июня 1360 года, был признан и митрополитом Алексеем, и всеми князьями, и Великим Новгородом122. А тем временем ордынская замятня все разрасталась и так же уничтожила успехи князя Дмитрия, как их создала. Хан Хидырь был убит родным сыном Темир-Хозей, а на Темира поднялся темник Мамай; казалось, вовсе распадается Золотоордынское царство. Сарайские князья признали ханом Амурата, Хидырева брата, а Мамай провозгласил ханом своего ставленника Авдула. Русские князья признали власть Амурата: на его суд передали князья московский Дмитрий Иванович и суздальский Дмитрий Константинович свой спор о великом княжении. Ханский ярлык достался московскому Дмитрию, и Дмитрий Суздальский, который было захватил Переяславль123, вынужден бежать после двухлетнего великого княжения в свой отчинный Суздаль. Заняв стол владимирского великого княжения, Дмитрий Московский принял ярлык на него и от Амуратова соперника Авдулы, хана Мамаевой орды. В Сарае, при дворе хана Амурата, приняли эти сношения в. к. Дмитрия Ивановича с Авдулой как измену, и Амурат послал с белозерским князем Иваном Федоровичем и своими послами ярлык на великое княжение суздальскому Дмитрию. Дмитрий Константинович вторично занял было Владимир, но не прошло и двух недель, как московские войска согнали его со Владимира, подступили и к Суздалю и принудили к миру124. Победа Москвы была полной; подавлены не только покушения суздальского князя на стол великого княжения, подавлено и враждебное Москве брожение среди второстепенного княжья: в. к. Дмитрий Иванович «взял волю свою» не только над суздальским Дмитрием, но и над Константином Ростовским, а князей галицкого и стародубского согнал с их княжений.

Условия мира между князьями Дмитриями, московским и суздальским, не сохранены нашими источниками, да и все их изложение, относящееся к событиям 1363–1365 годов, полно недомолвок, а местами и спутано в компилировании текста летописных сводов по разным источником125.

Пострижение, а вскоре и кончина в. к.нижегородского Андрея Константиновича в 1365 году дали толчок к новой вспышке местной смуты. Возникло соперничество двух Константиновичей – Дмитрия и Бориса – из-за нижегородского княжения. И это соперничество, как прежде борьба за великое княжение двух Дмитриев, московского и суздальского, питалось в значительной мере татарской разрухой. Наряду с борьбой из-за обладания ханской властью в Золотой Орде начался ее частичный распад; отдельные ордынские князья «о собе пребываху», по выражению летописца. Так, Булат-Темир захватил Великие Булгары и «отнял весь Волжский путь», а князь Тагай властвовал в Мордовской земле; взбаламученная внутренней анархией татарская сила надвигалась на русские пределы, и всего более терпели от ее судорожных движений рязанские и нижегородские волости. Центральная ханская власть, ослабевшая и растерянная в руках случайных и недолговечных ее обладателей, шла легко на поддержку русской смуты раздачей ярлыков претендентам на русские княжения. Князь Борис Константинович сумел найти поддержку в Орде своему притязанию на Нижний Новгород и был посажен на нижегородском княжении ханским послом. А в Орде при дворе хана Азиза был в ту пору сын князя Дмитрия Константиновича Василий, прозвищем Кирдяпа, выехавший к хану тотчас после кончины князя Андрея. Кирдяпа вывез из Орды отцу ярлык на владимирское великое княжение; возможно, что тут перед нами осуществление одного плана: Борису – Нижний, Дмитрию – великое княжение всея Руси. Но Дмитрий Константинович, видно, убедился в безнадежности всей этой политической игры. Он стремится утвердить за собой великое княжение нижегородское, сохраняя в своих руках и Суздаль, а против брата ищет опоры в великокняжеской власти и силе Дмитрия Московского. Попытка великокняжеского посредничества между Константиновичами не удалась. Тогда руководитель московской политики митрополит Алексей направил против князя Бориса, отвергшего вмешательство великого князя в свои счеты с братом Дмитрием, всю силу церковной и светской власти. Нижний Новгород и Городец изъяты из-под управления суздальского епископа Алексея и подчинены непосредственно митрополиту; в Нижний послом митрополита и великого князя явился игумен Сергий с зовом князю Борису на великокняжеский суд в Москву. Новый отказ Бориса навлек церковное запрещение на Нижний: игумен Сергий то митрополичьему слову Алексееву и великого князя Дмитрея Ивановича» — закрыл все церкви в Нижним Новгороде. А в то же время на Нижний двинулись великокняжеские войска вместе с суздальской ратью Дмитрия Константиновича. Князю Борису оставалось только смириться. По докончанию с братом он вернулся на свой Городецкий удел, а Дмитрий Константинович сел на княжение в Нижнем Новгороде. Водворенный на этом княжении московской помощью, Дмитрий Константинович восстановил единство Суздальско-Нижегородского великого княжества. Его стольный город – Нижний Новгород; в Суздале, вероятно, правил сын его Василий Кирдяпа126. Городецкий князь Борис Константинович княжит под рукою брата Дмитрия, участвует в его походах. Но это Нижегородское великое княжество не стоит рядом с Великим княжеством Владимирским и всея Руси, а входит в состав политической системы, во главе которой великий князь Дмитрий Иванович. К сожалению, среди наших источников нет его договоров с нижегородским великим князем, но фактические их отношения, насколько они нам известны, дают картину политического единения и подчиненного «одиначества» великого князя нижегородского с великим князем всея Руси.

Такой уклад этих отношений обусловлен самим положением Нижегородского княжества на боевой восточной украйне Великороссии. Ослабление внутренних связей Владимиро-Суздальской Руси и тут, как на западных и южных пределах, вызвало тягу к самостоятельной организации местных сил для противодействия опасному напору враждебных соседей, сохранения и укрепления позиций, добытых прежней колонизацией, и ее дальнейшего развития. Брожение и начавшийся распад инородческого мира, спаянного татарской властью, только обострили эту опасность и требовали от великорусского населения все большего напряжения сил для самозащиты, постепенно переходившей в дальнейшее наступление. И первые же опыты такой местной политической организации неизбежно связались с потребностью восточной украйны иметь в тылу надежную поддержку центральных великорусских сил. Нижегородские князья потянулись к великокняжеской власти над всей Великороссией, к воскрешению стародавней, казалось, уже забытой традиции суздальского старейшинства, а потерпев неудачу, ищут помощи и защиты у нового центра великорусской силы, у окрепшей и властной Москвы. В деятельности князя Дмитрия Константиновича наглядно и ярко сказались эти условия политических судеб Нижегородской украйны.

Выход из смут был дан только в примирении с Москвой и в признании ее первенства. С московской помощью восстановил в. к. Дмитрий свою стольную власть в Нижнем Новгороде, и он тесно примыкает к великокняжеской власти московского Дмитрия, закрепив эту связь замужеством с ним своей дочери Евдокии127.

И с этого момента все определеннее выступает в наших известиях торговая и боевая значительность Нижнего Новгорода. Впрочем, состояние наших источников таково, что нет возможности ближе присмотреться к внутреннему укладу нижегородской жизни. Так, свидетельством о значительной нижегородской торговле этого времени являются только сообщения летописей о нападениях новгородских ушкуйников да кое-какие черты из столкновений русской княжеской власти с камскими булгарами. Ушкуйники новгородские дважды налетали на Нижний при Дмитрии Константиновиче. В 1366 году они избили тут «множество» татарских торговых гостей (татар, бесермен и армян) и местных – нижегородских, разграбили их товары, истребили их суда, а затем пошли вниз по Волге и в Каму на грабеж булгарских городов; другой, еще более крупный набег ушкуйников произошел в 70-х годах: они разграбили Кострому и Нижний Новгород, грабили тут и «бесермен», и христиан, грабили по Каме и пошли вниз по Волге, грабя торговых гостей128. Подъем и рост поволжской торговли, крупным центром которой выступает Нижний Новгород, манит на разбойничьи подвиги вольные гулящие силы.

Оживление поволжской торговли обостряло и вопрос о защите поволжских городов и волостей и торгового пути от татарских, булгарских и мордовских набегов и насилий. Тесно связан он и с возобновлением колонизационного движения, которое с середины XIV века медленно, но неуклонно тянется вниз по Волге. Время Дмитрия Константиновича отмечено новым напряжением столкновений с инородческим поволожским миром на восточных пределах Великороссии. Сила опасного соседа Булат-Темира, ордынского князя, который захватил было весь Волжский путь, утвердил свое господство в устьях Камы, рухнула при первом испытании. В 1367 году он набегом пограбил нижегородские волости по Волге, но бежал при выступлении братьев Константиновичей, а русская рать преследовала татар и обратила их отступление в поражение; Булат-Темир бежал в Золотую Орду и был убит там по повелению хана Азиза129. Разлад внутри татарского мира облегчал борьбу с его разрозненными силами. Боевые действия русских князей на Волге не ставили их на первых порах лицом к лицу с главной ордынской силой и даже встречали ее поддержку. Так, после гибели Булат-Темира полки князя Дмитрия Константиновича идут на булгарского князя Асана с ханским послом и водворяют на княжение у булгар другого князя, Махмет-Салтана. А через несколько лет русские войска снова идут на булгар, на обоих «булгарских князей», Асана и Махмета, на этот раз без участия в деле ханской власти: полки Дмитрия Константиновича приводят булгарских князей к покорности с помощью великокняжеского войска, присланного в. к. Дмитрием Ивановичем, и принуждают их к уплате значительной контрибуции. Мало того, булгарские князья вынуждены «посадить» у себя «в Булгарах» великокняжеского «дарагу и таможника», т. е., как бы мы ни понимали это неясное и неполное известие, подчиниться контролю агентов русской великокняжеской власти в делах торговли и, по-видимому, признать за ней право на какие-то доходы130. С полками в. к. Дмитрия Ивановича ходит нижегородская рать и на мордву, карая ее набеги на русские волости опустошением Мордовской земли131.

Боевая деятельность русских князей на восточных пределах Великороссии вызвала в 70-х годах XIV века сооружение каменного кремля в Нижнем Новгороде и нового городка Курмыша на р. Суре132. Она сковала в. к.нижегородское тесной связью с великорусским великим княжением, тем более что направленная на поволжских инородцев неизбежно вводила Нижегородскую украйну в опасные конфликты с татарским миром. Конечно, и в этих конфликтах Нижегородская украйна не самостоятельная величина, а лишь передовая позиция великорусской великокняжеской силы. Назревает неизбежная борьба Великороссии с татарами, когда Золотая Орда, расшатанная в самых основах своего строя, нашла себе вождя-объединителя в темнике Мамае.

К середине 70-х годов XIV века Нижегородская украйна снова почувствовала на себе возрождение в тылу соседнего инородческого мира деятельной мощи Золотой Орды. На Русь шли послы Мамая с сильным военным отрядом, но столкновения этих Мамаевых татар с русским населением начались еще по дороге: нижегородцы часть их перебили, часть захватили и привели в свой город, где те были истреблены после нового уличного боя133. Татары ответили набегом на нижегородские волости и разорением Запьянья, а через год в. к. Дмитрий Иванович выступает «в силе велице» на оборону Нижнего по зову Дмитрия Константиновича: дошли вести, что на Нижний идет ратью царевич Арапша. Арапша задержал свой поход, затем напал на русскую рать врасплох с помощью мордовских князей, которые потайно подвели татар, когда в. к. Дмитрий отъехал в Москву, а русское войско впало в крайнее небрежение всякой осторожностью. Тяжкое поражение русской рати на р. Пьяне (в августе 1376 года) оставило Нижний без защиты. Дмитрий Константинович бежал в Суздаль, нижегородцы спасались Волгой в Городец. Нижний взят и разорен татарами, татарские и мордовские отряды пограбили нижегородские волости. С мордвой русские князья посчитались, как только схлынул татарский набег, но напор татарской силы оставался крайне опасным. Подготовляя общее движение на Русь, Мамай в 1378 году послал на Нижний войска изгоном в отсутствие князя Дмитрия Константиновича; город оказался снова беззащитным, татары отвергли предложенный князем выкуп, сожгли город и пограбили весь уезд. Этот набег стоял, по-видимому, в связи с походом на Русь ордынского князя Бегича, которого великий князь Дмитрий Иванович встретил и разбил на реке Воже, в рязанских пределах134. Но этот частичный успех не произвел решительного впечатления. Ордынская сила, подобранная в руках Мамая, нависла над Русью тяжкой угрозой. И подобно Рязанской земле, Нижегородская украйна, хоть и нашла больше деятельной поддержки и защиты в великорусском центре, оказалась слишком изнуренной испытанными ударами, чтобы решительно и всей силой примкнуть к выступлению Дмитрия Донского против Мамая. К тому же можно было ожидать татарской диверсии на Нижний, подобной набегу 1378 года, когда Бегич шел на Русь к Оке через рязанские волости. Нижегородских князей и их полков не видим в русском войске на Куликовом поле. Дальнейшие события как бы оправдали нижегородские опасения. Нашествие Тохтамыша началось с угрозы Нижнему Новгороду: хан послал татарское войско в Булгары, где были захвачены и ограблены русские купцы, а их суда послужили татарам для переправы через Волгу. Князь Дмитрий Константинович поспешил изъявить покорность хану. Он и не мог думать о сопротивлении без сильной поддержки из Москвы, а в. к. Дмитрий Иванович и сам не смог отразить Тохтамышева удара. К хану явились сыновья Дмитрия Константиновича – Василий и Семен – и остались при нем, по-видимому, заложниками. Княжича Семена Тохтамыш отпустил после похода к отцу с послом своим, но Василия Дмитриевича Кирдяпу увел в Орду. На время пришлось Руси смириться перед татарами, и нижегородские князья усиленно ездят на поклон к хану135. Князь Дмитрий Константинович был, видимо, уже при смерти136 (скончался летом 1383 года), и ханская воля должна была утвердить преемство по нем. Все родичи его были в Орде в момент его кончины. Старший из Дмитриевичей – Василий Кирдяпа – остался и на следующие годы заложником у хана, а ярлык на великое княжение Нижнего Новгорода137 получил его дядя Борис Константинович, который и вернулся на стол княжения из Орды с сыном Иваном и племянником Семеном Дмитриевичем138.

Историческая роль Нижегородского великого княжества была исчерпана. Его успехи и его неудачи при Дмитрии Константиновиче были лишь отражением колебаний в силе и положении великорусского великокняжеского центра. Вокняжение Бориса Константиновича по ханскому пожалованию можно рассматривать как следствие временного ослабления великорусской великокняжеской власти после нашествия Тохтамыша. Братья Дмитриевичи, шурины великого князя Дмитрия Ивановича, устранены от вотчинного нижегородского стола, очевидно, без соглашения с великим князем. Отношения эти вскрылись после побега Василия Кирдяпы из Орды. Побег не удался, Кирдяпа был на пути перехвачен ордынским послом и водворен обратно в Орду, но в следующем, 1387 году хан Тохтамыш отпустил его на Русь, утвердив за ним Городецкое княжество. А брат его Семен княжил, по-видимому, в Суздале под рукою дяди139. С возвращением князя Василия Дмитриевичи тотчас стали добиваться осуществления своих отчинных прав на Нижний, стало быть, на великое суздальско-нижегородское княжение, и нашли, подобно их отцу, поддержку в. к. Дмитрия Ивановича против дяди Бориса.

Поход под Нижний суздальской и городецкой рати с московской помощью принудил князя Бориса уступить племянникам и вернуться в Городецкое княжество140. Уступал Борис Константинович под давлением великокняжеской власти и силы Дмитрия Ивановича, а по его кончине поспешил к хану Тохтамышу, пробыл в Орде больше года и вернулся с ярлыком на Нижегородское великое княжество141.

Наши источники не дают указаний на то, какие действия или черты поведения в. к. Бориса Константиновича неизменно ставили его в противоречие с московской великокняжеской властью. Возможно, что для этого было достаточно, в понятии этой власти, получения ханского ярлыка, помимо соглашения с великим князем всея Руси. Общее положение дел и отношений на восточной украйне Великороссии, особое значение которой в нараставшей борьбе с татарским и вообще всем инородческим миром вполне выяснилось еще при Дмитрии Донском, делало, можно сказать, неизбежной ликвидацию всякой неопределенности в ее политических отношениях. Предшествовавшие события показали, что и власть ордынская ясно учитывала стратегическое значение Нижнего как опорного пункта, господствовавшего над Волжским путем и восточным флангом приокской линии. Ряд татарских ударов привел Нижний Новгород к полному ослаблению и непосредственной покорности хану.

Отношения с Ордой, сложившиеся при в. к. Василии Дмитриевиче, дали ему возможность порешить нижегородский вопрос без столкновения с ханской властью и даже при ее помощи. На этот раз великий князь всея Руси не использовал своих свойственников, князей Дмитриевичей, против их дяди Бориса, а повел дело более круто. Он «сложил крестное целование» к князю Борису Константиновичу и пошел в Орду к хану Тохтамышу «со многою честию и з дары» просить великое княжение Нижнего Новгорода «под великим князем Борисом Константиновичем» себе. Богатые дары и полная покорность в. к. Василия доставили ему желанный ярлык, и он вернулся на Русь с ханским послом и татарским отрядом. Не знаем интимных подробностей этого дела, но, по всей видимости, оно было подготовлено на месте, так как нижегородские бояре, по летописному рассказу, сразу отступились от своего князя и выдали его с головой московским боярам и Тохтамышевым татарам. Василий Дмитриевич приехал в Нижний уже после поимания князя Бориса. Этим дело еще не кончилось. К в. к. Василию прибыл посол от царя Тохтамыша – звать его в Орду, а из этой поездки к хану Василий Дмитриевич вернулся, добившись утверждения за собой Нижнего Новгорода и Городца142.

Кратко и скупо сообщают наши летописные своды эту историю падения нижегородской самостоятельности. Только некоторые тексты сохранили намек на судьбу Дмитриевичей упоминанием о бегстве князя Семена в Орду. Их изложение не дает прямых указаний на то, как сложилось владельческое положение суздальско-нижегородских князей после падения нижегородской самостоятельности. В их обладании остался, вероятно, по решению хана Тохтамыша Суздаль, а к великому княжению отошли Нижний Новгород и Городец. Как бы восстановлено прежнее соотношение владений, когда эти последние города были великокняжескими, а они были связаны с Суздальским вотчинным княжеством. Разрушена эта связь, создавшая Нижегородское великое княжество.

В Суздале провел Борис Константинович остатки дней своих, в Суздале и погребен он в «своей отчине». При нем же в Суздале жили, по-видимому, и его племянники Василий и Семен Дмитриевичи, когда последний прибыл из Орды143. Но намеченный таким образом раздел нижегородских владений не имел под собой прочной основы. Утвердившись в обладании Нижним Новгородом, в. к. Василий Дмитриевич приобрел притязание на «все княжение», а суздальские Дмитриевичи, со своей стороны, не смогли примириться с утратой большей части того, что считали своей отчиной. Борьба немедленно возобновилась. И опять приходится отметить крайнюю недостаточность сведений, какие получаем в летописных сводах, притом не по каким-либо случайностям истории их текста, а вследствие явно тенденциозного замалчивания московскими книжниками ряда обстоятельств этих событий.

Вскоре после кончины князя Бориса Константиновича его племянники – Дмитриевичи – бежали из Суздаля в Орду к хану Тохтамышу, в. к. Василий послал было за ними погоню, но князья успели уйти от нее144. Но в Орде в эту пору была своя замятня, ей было не до деятельного вмешательства в русские дела. А далее о князе Василии Кирдяпе больше ничего не знаем, даже в указании даты его кончины летописные тексты расходятся145. Но Семен Дмитриевич пытался продолжать борьбу с помощью татар. В октябре 1395 года ему удалось с татарским войском захватить Нижний, который подвергся при этом жестокому разграблению; но приближение великокняжеских полков заставило татар бежать, и князь Семен снова ушел в Орду. В. к. Василий послал свою рать с братом Юрием вниз по Волге, и она три месяца воевала Булгарскую землю, причем – отмечают летописи – никто не помнил, чтобы Русь когда-либо так далеко заходила в татарские земли146. Князь Семен Дмитриевич нашел убежище и поддержку у местной татарской силы, которая господствовала в мордовских и булгарских волостях, получая все больше самостоятельности по мере упадка золотоордынского центра. Его суетливые и буйные попытки вернуть себе нижегородскую отчину совпали с моментом, когда слагалось будущее Казанское царство, и князь Семен стал отщепенцем от русского дела – орудием враждебной Руси татарской силы. Пребывание в татарских пределах претендента на Нижегородское княжество усугубляло непрерывную тревогу на русской восточной украйне. В. к. Василий Дмитриевич делал попытки захватить князя Семена – такой была цель и похода князя Юрия; посылал великий князь воевод своих захватить семью князя Семена, успевшую уйти к нему из великокняжеского плена147, и воеводы привели на Москву его жену и детей. Безнадежность положения его дел и захват семьи великим князем принудили наконец князя Семена возобновить сношения с Василием Дмитриевичем и покориться ему; он был сослан в Вятку148, где и умер в декабре 1401 года. Нижегородское великое княжество, созданное внешними условиями жизни великорусской окраины, держалось в некоторой силе и значении, пока его поддерживало напряжение самообороны, попыток колонизационных захватов и боевого наступления для обеспечения торговых путей; но переход этих задач в более сильные руки носителей великорусской великокняжеской власти привел к быстрому упадку нижегородской самостоятельности, и от «великого княжества» остались только развалины – в мелком вотчинном владении суздальского княжья, да на первое время вспышки княжеского авантюризма, для которого не мало было условий в беспокойном укладе окраинной жизни. По следам князя Семена Дмитриевича пошли его двоюродные братья Борисовичи, Даниил и Иван; эти «отчичи Нижнего Новгорода» пришли в 1411 году на Русь с «казанскими» князьями (булгарскими и жукотинскими), разбили великокняжеское войско, которое выслал на них в. к. Василий Дмитриевич под воеводством брата Петра, а затем князь Даниил навел татар изгоном на Владимир – и стольный город великого княжения был сильно разграблен. Наши летописные своды говорят об этих событиях глухо и с явными недомолвками. Набег на Владимир, выполненный воеводой князя Даниила Семеном Карамышевым и царевичем Талычем, которого Даниил «тайно от всех приводе к себе», едва ли был выполним без опоры в Нижнем Новгороде, который, очевидно, был занят после победы над великокняжеским войском его «старым отчичем» князем Даниилом. Но летописные тексты не говорят о таком захвате Нижнего, замалчивая последствия победы Даниила149. Однако дальнейшие сведения об этом князе подтверждают такое понимание уклончивого изложения летописных сводов. В 1412 году нижегородские князья ездили в Орду к хану Зелени-Салтану, Тохтамышеву сыну, и вернулись «пожалованы своею их отчиною»150, а в 1414 году брат великого князя Василия, Юрий Дмитриевич, идет на князя Даниила Борисовича в его братью151 к Нижнему Новгороду; суздальские князья бегут из Нижнего за Суру, а князь Юрий, покорно встреченный боярами и жителями Нижнего, без боя занимает город152. Даниил с братьей ушел от преследования за Суру. Совокупность этих свидетельств дает основание признать, что князь Даниил держался в Нижнем с1411 по 1414 год153. Года через два Борисовичи явились в Москву с повинной, но в 1418 году снова бежали с Москвы, и больше нет известий о них в наших летописных сводах154. В. к. Василий посадил в Нижнем Новгороде суздальского княжича Александра Ивановича, за которого выдал дочь свою Василису, но князь Александр умер вскоре после свадьбы, и Нижний Новгород окончательно перешел в управление великокняжеских наместников155. В среде суздальского княжья еще долго жили традиции былой независимости, былого политического значения и владения. Сыну великого князя Василия Дмитриевича придется считаться с новыми вспышками суздальских притязаний, которыми сильно осложнена домашняя московская смута, да и позднее суздальские княжата – наиболее яркие представители «удельных» княжеских традиций. Но суздальские притязания потеряли реальную почву самостоятельной исторической жизни и деятельности восточной украйны Великороссии и остались только пережитком в настроениях и местном влиянии княжат-вотчинников.