Книги

Смятый лепесток

22
18
20
22
24
26
28
30

Как и в прошлый раз, словно по щелчку прихожу в себя, до этого находясь под волнами гипноза.

Резко подаюсь вперед, сгребая её в охапку. Прижимаю к сердцу. Картина полугодичной давности повторяется, но на этот раз всё обстоит в разы серьезнее. Её всхлипы отражаются во мне болезненными осечками острых кинжалов. Я так хочу успокоить Алину… Но как? Если сам и являюсь источником этих терзаний…

– Ты понимаешь, что она просто сглупила? Соня…солнечная девочка… А ты взял и осквернил её память своим поступком… А твои родители? Чего ты хотел? Чтобы мой отец тебя поймал и посадил? И этим добил бы таких замечательных людей… Как они любят, как переживают… Ты не ценишь! Не подумал о том, как они будут жить, если и с тобой что-то случится. Эгоист! Циник!

Я стискивал её всё плотнее, соглашаясь с каждым словом. Стискивал и медленно соображал. Алина…не вырывается…а сама жмется сильнее. И сокрушается не о себе. Обо мне…моих родителях…

– Аль… – получается почти неслышно, безбожно тихо, на издыхании, – что значит, пыталась поступить так, чтобы я не пострадал ещё больше? Объясни, малыш…

– Не называй меня так! – взбрыкнула, но я её остановил. – Потому что ты дурак! Как ни крути, моя семья имеет отношение к тому, что произошло с твоей сестрой. Ты был зол и действительно неадекватен. Говорят, власть портит людей. Но это не так. Людей портит и искажает именно боль. Мне хватило ума понять, что ты не соображаешь, что творишь. И становиться еще и причиной твоего окончательного падения я не хотела… Череды случившихся до этого трагедий было достаточно по самое горло!

Кажется, девушка вдруг осознала, в чьих руках находится, потому что дикой кошкой стала вырываться, превращая наши объятия в поле боя. Я пытался остановить, но в результате неловкого движения свалился на пол, группируясь на ходу, чтобы защитить её от возможных ударов. Не чувствовал – ударился ли сам? Всё существо было сосредоточено на насыщенной шоколадной глубине этих глаз, оказавшихся в результате падения аккурат напротив моих в ничтожном сантиметре. Так, что наши носы соприкасались кончиками.

– Тебе в пору бы сжечь меня за всё, понимаешь?.. Я так злюсь, что ты сосредоточила всю расплату в себе… Алина… Нельзя брать на себя чужую ответственность…

Не шевелится, даже не моргает. Мой шепот будто вгоняет обоих в транс. Смешивается её боль, моя боль, наши мучения, годы безнадежности, колючего холода, мрачного густого отчаяния. Я смотрю на неё и вижу человека, который страдал весь этот период наравне со мной. Каждое слово о Соне сказано ею с таким трепетом и неподдельной тягой утраты, что во мне вновь всё переворачивается. Последний слой плотины прорывает. Неужели…Алина переживала за нас всех…больше, чем за себя? Сумасшедшая.

Неповторимая сумасшедшая. Таких не бывает. Где здоровая доля эгоизма?..

– Ты горишь, – девушка выводит меня из затянувшегося транса, – тебе надо в постель…

Синхронно приподнимаемся, но я её не выпускаю, несмотря на попытки отстраниться. Сажусь так, чтобы держать Алю в кольце своих ног, а ладонями фиксирую мокрые щеки. Столько всего хочется сказать, но горло сдавливает волнение.

Боже мой…

Вглядываюсь в неё… Меня накрывает тремором. Сердце заходится в бешеной гонке.

Я вижу свет! Я, мать его, вижу свет в том самом конце тоннеля. Она – мой свет. Мой ориентир. Мой знак Свыше. И наказание, и отпущение. Благословение.

И если Бог существует, в чём я сомневаюсь после смерти Сони, то Он притаился в каждом взмахе этих ресниц и в глубине безмятежного взгляда. Укрылся в безупречной улыбке и мягком голосе, который сочится по всему нутру слушающего, когда она говорит, и вплетается золотыми прочными нитями под кожу, заряжая тысячами импульсов.

Я не понимал, что в Алине особенного, не считал её ни красавицей, ни роковой обольстительницей. Нет в ней ничего особенного. Нет.

А вот и сюрприз!

Я искал какие-то «особенности», и это было тропинкой в тупик, потому что нет таких элементов! Она вся, просто сама по себе особенная. Вся. Волшебная. Неземная. Самородок. Исключение из правил. Сотканная из света. Я этот свет изначально принял за зло, потому что всё неизвестное пугает, а теперь осознал, как мечтал в нем согреться…

– Отпусти меня, пожалуйста…Дима…