– Даже не думай об этом. Я не позволю Толе связаться с тобой. Ему об этом я уже сообщил. Как-то не слишком много вокруг тебя вертится мужиков?

Сказать, что я поражена… Значит, умолчать о том, что я повержена, унижена и растоптана. Он говорил о такой глупости с этим приятным мужчиной? Выставил нас обоих непонятно кем… Посмел впутать меня в свой бред?..

Наверное, я запихнула здравомыслящую часть себя куда-то в потаённое место и засунула ей в рот кляп. Чтобы не мешала мне…произвести разбор личности стоящего напротив человека.

– Ты так думаешь? А много – это сколько? Просвети, ты же лучше знаешь. Расскажешь, сколько у тебя Лис, Тигриц, Львиц и прочей живности в контактах?..

С каждым произнесенным словом я надвигалась на опешившего от неожиданного напора Диму. Затем указательным пальцем надавила на его грудную клетку и с шипением спросила:

– Ты ничего не путаешь, Дмитрий Евгеньевич? Беспринципный циник будет меня упрекать в легкомысленности и доступности? По какому такому праву?! Я предполагаю, чем занимаешься ты со своими «собеседницами», но мы с твоим другом говорили о тебе! И, знаешь, я искренне недоумеваю, за что он так тебя уважает, хвалит и облагораживает. Ты полон пороков, греховности и…

– Остановись, всё-всё, малыш, я понял, – его горячая ладонь накрывает мой пальчик, отчего я вздрагиваю, но не отступаю, – прости… Мне крышу снесло от ревности… Ты ему так улыбалась…

– Не поверишь, но люди иногда так делают в разговоре! – огрызаюсь.

– Мне ты так не улыбалась никогда…

Изумленно округляю глаза и отнимаю свою ладонь, делая шаг назад.

– Так и Толя меня никогда не насиловал…

Это слетело с губ раньше, чем я сообразила. Раньше, чем осознала чудовищность своего высказывания. Злость и красная пелена сделали своё черное дело. И теперь, горько сожалея, я наблюдала, как меняется в лице Дима, мрачнея. По-настоящему страшно видеть сломленного мужчину, у которого выбили почву из-под ног. Я отскакиваю, когда он падает передо мной на колени. И успевает поймать меня за бедра и притянуть к себе. Припадает к моему животу щекой, дрожа, словно в лихорадке. И шепчет-шепчет-шепчет. Извиняется, корит себя, свирепствует из-за собственного зверства…

– Боже…Аль… А если бы ты не сбежала, и я всё же закончил начатое? Если бы Мии не было…и тебя не стало… Малыш…я просто мразь, я не заслуживаю находиться рядом с тобой…

Тело сковало настолько, что я даже не дышала. И когда уровень кислорода достиг критической отметки, торопливо вдохнула, горя так же, как и он. Его агония передалась мне. Я её не просто чувствовала – я проживала вместе с Димой эти муки. И, отмерев, запустила подрагивающие пальцы в его шевелюру. Ответом мне был какой-то нечеловеческий стон. Вся ситуация была крайне дикой. Сильный брутальный мужчина, прижимающийся ко мне и вымаливающий прощение, и я, потрясенная этим зрелищем до глубины души. Смотрела на него сверху, пока ладонь моя бороздила шелковистый затылок, и пускала слезы оттого, как всё непросто и просто одновременно в этой жизни. Во мне проснулась небывалая нежность к нему, я хотела, чтобы Дима понял – я никогда не держала зла, а эти слова сорвались необдуманно.

Не сразу, но всё же получилось медленно опуститься, чтобы наши глаза были на одном уровне. Схватила его за щеки и заставила слушать:

– Дима, не надо. Всё прошло. Всё действительно прошло.

Его взор безумен, мечется, словно в бреду.

Будто не слыша, повторяет:

– Я бы так хотел всё исправить…поступить иначе.

С печалью осознаю, что мужчина невменяем. Вскакиваю и тяну его следом, а затем веду в спальню и раскрываю дверь, указываю на Мию.