Ловлю прожигающий взор.

Сожаление.

Дикая боль.

Отчаяние.

Сокрушение.

Раскаяние.

И…что-то новое. Светлое, только-только давшее росток.

Цепляюсь за это нечто и отчего-то начинаю тяжело дышать.

Меня пронзает трепетом. Легкой ответной болью и…

Боже мой, я ревную? Я его ревную?

Ужасаюсь этой мысли и зажмуриваюсь, прогоняя тяжелые яростные слезы.

– Может, мы уже поедем, ребят? – спасает меня вдруг Толя. – Нам же в город ещё возвращаться, три часа дороги в ночи.

Распахиваю веки и замечаю, что все нехотя соглашаются с этим.

Начинаются сборы, что отвлекает от разрушающих размышлений. Укладываемся в какие-то минут десять. Очень тепло прощаемся и договариваемся повторить, потому что было действительно хорошо. Даже Валера сегодня непривычно добродушен и никак не отлипает от Лены, хотя раньше не был сторонником публичной демонстрации чувств. Вот что с людьми делает любовь, точнее, горечь её потери. Вновь обретши, мужчина больше не хочет повторения событий. Надеюсь, у них получится.

Рассаживаемся и трогаемся. Нам, местным, ехать минут сорок. Буквально сразу Мия в моих руках засыпает и я замечаю, что Яна тоже отвернулась к окну и немного приоткрыла рот, мгновенно отключившись.

Ну, конечно, чувствую. Чувствую, как синева его глаз вновь топит меня, но не поднимаю взгляда в зеркало. Мне не по себе. Будто я совершаю преступление… Непозволительно тянусь к чужому мужу.

Как только это проскальзывает в сознании, меня снова парализует.

Путаясь в собственных мыслях, мироощущениях и эмоциях, я даже не замечаю, как мы доезжаем. Машина Валеры останавливается рядом. Лена забирает пакеты из багажника, а сам он несет сопящую Владу. У нас же – вещи и плед беру я, а Дима поднимает Мию. Яна всё ещё спит, поэтому не прощаюсь. В последний момент, когда заходим в подъезд, замечаю и минивэн Умаровых, махнув им на прощание.

Всё, чего хочу, – чтобы Дима скорее положил дочь на кровать и ушел. А я останусь наедине с собой и уже признаюсь в том, какие перемены со мной произошли.

Увы, он закрывает дверь спальни и теснит меня, я спиной вступаю в гостиную, не понимая, что происходит. Словно маньяк с нездоровым блеском в глазах, наклоняется ко мне и каким-то замогильным морозным голосом, режущим беспощадно и с особым изощрением, тихо произносит: