— Этих фанатиков едва ли можно назвать разумными. Они против того, чтобы беспокоили прах умерших, и совершенно не важно, по какому поводу. И точка.

— А кто решает, являются ли останки еврейскими?

Я никак не могла отойти после встречи с шакалом и задавала вопросы, чтобы отвлечься.

— «Защитники веры» и решают. Ловко придумано?

— Они что, специалисты? — сказала я, подумав о костях в своей сумке.

Джейк хмыкнул.

— Министерство по делам религии выделяет тысячи шекелей на каждое перезахоронение. Скольких, как ты думаешь, объявляют неевреями?

— Но…

— «Защитники» произносят молитву над костями, и — voila — мертвые становятся евреями.

Снаружи было как-то зловеще тихо. Я снова посмотрела на часы. Девять двадцать две.

— Как долго мы будем ждать?

— Пока не удостоверимся, что они ушли.

Мы замолчали. Шевелились только чтобы сесть поудобнее.

Бедро болело. Плечо тоже. Я устала и замерзла. Сколько же еще придется просидеть на куче мусора, прежде чем преследователи уберутся прочь?

Десять часов.

Казалось, прошла вечность. Я снова посветила на часы. Десять двадцать. Захотелось проверить, все ли чисто на горизонте, как вдруг послышался громкий крик:

— Asur!

Его поддержал еще один голос:

— Asur!

Меня опять затрясло. Крики раздавались очень близко. Я посмотрела на Джейка.