— Почему Пурвайенс не обнаружила Ферриса в понедельник?

— В понедельник был какой-то еврейский праздник. Она взяла отгул, чтобы сажать какие-то деревья.

— Туби-Шват.

— И ты, Брут?

— Новый год деревьев. Что-нибудь пропало?

— Пурвайенс говорит, что там нечего было красть. Старый компьютер. Доисторическое радио. Всякий хлам, который и задаром никому не нужен.

— Как долго она работает на Ферриса?

— С девяносто восьмого.

— Что-нибудь подозрительное в прошлом Ферриса? Известные компаньоны? Враги? Карточные долги? Брошенная подруга, а может, друг?

Райан помотал головой.

— Он был склонен к самоубийству?

— До сих пор никто ничего не замечал. Крепкий брак. Отдыхали во Флориде в январе. Бизнес шел хорошо и обеспечивал стабильную жизнь. Особенно с приходом Пурвайенс — факт, о котором она не преминула упомянуть. Родственники говорят, будто не замечали каких-либо признаков депрессии, однако секретарша утверждает, что Феррис был необычно угрюм в последнюю неделю.

Я вспомнила о Кесслере, вытащила из кармана лабораторного халата фотографию и протянула ее Райану.

— Презент от одного из Большой Четверки. Он полагает, будто именно это причина смерти Ферриса.

— В каком смысле?

— Он думает — это причина смерти Ферриса, — повторила я.

— Ты можешь быть настоящей иголкой в заднице, Бреннан.

— Я работаю над этим.

Райан изучил фотографию.

— Кто именно из Большой Четверки?