Джованна вскинула брови, но тотчас поняла, что объяснений не будет.
– Я отчего-то не хочу спать, – задумчиво произнесла она.
– Вам беспокойно?
– Нет. Мне хорошо. Вот только спать совсем не хочется. Вы уже продумали, что мы будем делать дальше? В связи с этой странной смертью в саду?
Лоренцо кивнул, не отводя взгляда от плывущего язычка пламени свечи.
– Будем собирать информацию. Кто владеет информацией, тот владеет миром. – Он игриво прищелкнул пальцами. – Пока с уверенностью можно сказать только одно: в доме Сесила новый «Запечатанный узел». Их «Тайную вечерю» я видел своими глазами, значит, сведения можно считать достоверными. Но то, что случилось с посланцем, было для них неожиданностью, готов поклясться. Так что первый ход в игре сделал неизвестный. И это был сильный ход. Завтра мы ему ответим. Ход за ходом и, глядишь, через пару недель мы с ним познакомимся, – Лоренцо неожиданно подмигнул женщине. Она невольно улыбнулась.
– Наш ход тоже будет сильным?
– Посмотрим. С одного хода партию не выиграть. А демонстрировать свою силу иногда не слишком разумно. Жизнь – игра. А политика – это очень серьезная игра. Министр иностранных дел играет с королем Яковом, Его Святейшество – с Луи, для отца Витторио весь мир – шахматная партия. Не сыграть ли и нам с тобой в игру королей?
С этими словами Лоренцо сбросил на пол ее плащ, легко передвинул массивный столик, расчерченный черными и белыми клетками, и опрокинул над ним ящичек с тяжелыми фигурами из слоновой кости и эбенового дерева.
– Я опять проиграю, – заметила Джованна.
– Очень хорошо, – кивнул ей мнимый супруг, – проигрывая, учишься побеждать. Ты играешь белыми, так что – начинай.
Так, незаметно, они перешли на «ты».
Говоря о политике, как о большой игре, Лоренцо ничуть не кривил душой. Но эта поэтическая метафора имела и другой, буквальный смысл. И если во дворце лорда Хэя на Стрэнде собирались сливки общества, то его правая рука, виконт Каслри, коллекционировал лучшие умы Лондона. Делал он это весьма оригинальным способом. Двери его особняка на Кинг-стрит открывались каждый вечер для тех… кто был не прочь составить партию в карты. Этим обществом, весьма и весьма избранным, казалось, никто не управлял, никто не заботился о том, чтобы гости не скучали и не чувствовали неловкости. Сам хозяин появлялся среди гостей далеко не всегда, но это никого не удивляло. В просторном зале, за столиками, покрытыми зеленым сукном с въевшимися меловыми крошками, встречались представители таких древнейших родов, как Фулборны и Уинтерингемы, коммерсанты, сделавшие состояния на колониальной торговле, поэты и драматурги, чиновники, офицеры и даже – о ужас! – артисты. Здесь как-то не принято было морщить нос и мериться чинами или предками. За зеленым сукном ценились раскованный ум, свежий взгляд на вещи, независимость суждений и, конечно, доступ к последним новостям: политическим и светским. Этот своеобразный клуб, как и баня, уравнивал многих, пусть и на короткий промежуток времени…
За столиками у виконта играли не только в покер. Здесь велись и другие игры, не такие безобидные. На кон ставилась политика Европы, а за партией следили полномочные послы и люди менее официальные, но не менее внимательные. Хозяин дома хотя и редко выходил к гостям, не был таким легкомысленным, чтобы оставить совсем без присмотра такую интересную компанию. Каждый лакей, кроме своих непосредственных обязанностей, имел еще одну должность, и тот, кто справлялся с ней плохо, на службе у виконта не задерживался. Холеная рука аристократа обладала поистине железной хваткой.
К слову, большинство завсегдатаев не имели ни малейшего понятия о «подводных течениях» в доме на Кинг-стрит, а ценили лишь отличный стол и превосходную компанию. К их числу относился и гвардейский офицер Питер Дадли. Молодой дворянин не слишком любил карточные баталии, хотя за столиком держался вполне уверенно. С виконтом их связывало давнее приятельство и поистине несчастное стечение обстоятельств: женщины, которых выделял Каслри, обычно предпочитали его молодого друга, а те, кто нравился Дадли, как назло, предпочитали виконта. Впрочем, в сугубо мужском обществе, которое собиралось на Кинг-стрит, это обстоятельство не имело значения.
Каслри и в этот раз не счел нужным почтить общество своим присутствием, но свет в окне на втором этаже, в левом крыле дома, говорил о том, что хозяин на месте и, как всегда, с головой погрузился в государственные дела. Дадли поднялся наверх, уверенно отстранив лакея, постучал в один из кабинетов и услышал ожидаемое «войдите».
Каслри был не один. В низком кресле, напротив окна, почти спиной к двери сидел гость. Дадли никогда раньше его не видел.
– Питер Дадли, граф Шрусбери, – негромко произнес Каслри, представляя его гостю, – мистер Родерик Джеймс Бикфорд, баронет.
Машинально Дадли отметил развернутые плечи, непринужденную позу незнакомца и внимательные зеленые глаза на жестком лице. Бикфорды были неизменными банкирами Стюартов со времен Марии Шотландской.
Повисла долгая пауза, и Дадли понял, что прервал важный разговор. Вежливость требовала покинуть комнату, но с недавних пор все, что касалось правящей династии, касалось Дадли лично. Так что молодой офицер непринужденно опустился в кресло напротив, сделав вид, что не понял молчаливой просьбы удалиться.