– Привет, Цора, – Тамари выдавила улыбку, бросив взгляд на свой адреномер: стрелка на шкале поползла вниз, отмечая расход лекарства, купирующего адреналиновый выброс. – Извини, заболталась с Эли.
– Как делищща, Кукла? – подмигнула она девочке. – Ох и раскувасила бы сейчас твоя тётка мне служебный транспорт! Ты что за ней не следишь, а?
– Здрасьте, тёть Цора! – разулыбалась Эльса.
– Вы из госпиталя? – посерьёзнев, спросила патрульная, глянув на разбитый лоб девушки. – У нас уже всех на уши поставили. Говорят, смертник был. Успели хоть Куклу прокапать? – понизив голос, чтобы не услышал напарник, стоявший на противоположной обочине, продолжила она.
– Не полностью. Придётся ехать в Благоград, полученной дозы хватит дней на пять.
– Н-да, за пять дней местную больничку не наладят… Но и до Благограда неблизко…
– Поэтому и выехать придётся на рассвете. Сол даст кого-нибудь из своих в охрану.
– Охрана – это, конечно, хорошо, – протянула Цора, поставив локти на опущенное стекло водительской дверцы, – только вот из резервации вас не выпустят.
– Почему? – насторожилась Тари.
Патрульная бросила взгляд через плечо на напарника. Он даже не смотрел в их сторону, но она всё равно перешла на шёпот.
– Есть инфа, что смертник был из ваших… В смысле, с синдромом. Так что теперь, пока всех не перещупают, – кто что знает – Виленск будет закрыт на выезд. Неделю проковыряются – как пить дать!
– Ого, – Тамари озадаченно уставилась на свои бледные руки, всё ещё сжимающие руль.
– Так что смотри. Я, конечно, могу пропустить тебя туда. Но время пройдёт, лекарство кончится, а её, – Цора кивнула на Эльсу, – потом ещё как-то до Благограда везти.
«И если Эльса перекинется хотя бы раз, не видать ей ни операции, ни нормальной человеческой жизни», – закончила про себя Тамари.
– Там это, в кафехе на заправке есть телефон. Съездите, брякните Соломиру, – что скажет. Он отец всё-таки, пусть и решает. Велит вертаться, так с въездом проблем не будет. Монету тебе на автомат дать? У меня где-то двушки завалялись…
***
Берен сбросил скорость и свернул на лесную тропку, ведущую к егерской сторожке. Вчерашняя отрава и сегодняшние утренние приключения отзывались муторным туманом в голове и болью в разных частях тела. Да что там – практически во всех! Поэтому сейчас пределом его мечтаний было рухнуть обратно на матрас, но сначала – вылить на себя ледяной колодезной воды. Прямо так, из ведра, чёрт с ним, с душем и бойлером!
Он знал тропинку, по которой ехал, лучше линий на собственной ладони и не особенно следил за дорогой, пока краем глаза не заметил что-то непривычное: маленькую яркую вспышку над тропой. Берен остановил байк, погладил забеспокоившегося лиса, сделал несколько шагов к месту, где видел вспышку, медленно и бесшумно.
– Твою ж лесную лисью… – едва слышно произнёс он, разглядывая натянутую меж двух стволов струну.
Натянутую так, что, если бы не пробившийся сквозь ветки луч солнца, на миг вызолотивший её яркой вспышкой, лежать бы Берену сейчас здесь с перерезанным горлом. Кому-то другому (хотя кому тут ездить, кроме егеря?) струна пришлась бы в область губ или даже лба. Но сидящему на мотоцикле Берену – ровнёхонько под кадык. Его поджидали. Знали и его рост, и транспорт. И приготовили подарки. Струна – лишь один из них. А «даритель» по-прежнему горяч и до сих пор делает ошибки, спасающие жизнь его жертве.