На работе полно хлопот, а еще Игнат сегодня злее злого. Юля Строгова без конца строчит мне в ватсапп, что сделал, что сказал, как посмотрел Аскаров. Мы с ней не подруги, но она упорно старается набиться в товарищи, да так, чтобы дружить на два фронта. Я пару раз отписываюсь, что занята, а потом вообще включаю игнор. Оказывается, быть пофигистом удобно, экономично по времени и эмоциям. Но это касается только Юли и гурьбы невзлюбивших меня коллег. Лилию Николаевну за ее промашку никто, естественно, не уволил, но взбучку она от начальства все же получила. После этого работать мне в коллективе стало сложнее.

Игнорировать конфликт с Тимуром не получится никак. Я звоню на все телефоны, сохраненные у меня в контактах, которые так или иначе связаны с Юсуповым. У меня есть веский повод: он не выходит на связь, а вдруг с ним что-то произошло? Но сотрудники Тимура постоянно сообщают, что то у него совещание, то он уехал на важную встречу, то на обед ушел. Знала бы я, где ты обедаешь, Тим!..

— Вы Веру Геннадьевну на день рождения журнала пригласили? — врывается неожиданно в мой кабинет Аскаров.

Увлеченная своими мыслями, я буквально подскакиваю с кресла.

— Вы что? — взвиваюсь я. — Зачем так пугать?..

Вижу же, его всего прям лихорадит от злости, но промолчать не получается. Я только не понимаю, из-за чего Игнат в настолько дьявольском настроении? У нас есть небольшие запары по Софрино, но они не критичны.

— Почему не позвонили Вере Геннадьевне? Не предупредили?

Я перевожу взгляд на свой органайзер, листаю до последних страниц. Благодаря записям на память приходит, что бывшему гендиру я звонила, как и было условлено, но оба раза она не взяла трубку, о чем и отчитываюсь перед Игнатом Артуровичем. А так же говорю, что непременно позвоню ей снова сегодня. Возможно, Вера Геннадьевна задержалась на даче, а за городом связь не очень.

— А обо всем остальном вы позаботились, Элла Евгеньевна, раз спокойно расслабляетесь в своем кресле?

Да, Юля не из пальца высосала, что Аскаров сегодня чудовище, а не босс. Вспышка обиды колит под грудью. Эмоциональность вновь одерживает надо мной победу.

— Я не просто расселась, Игнат Артурович, а сижу и работаю.         

И так черти что творится, еще и начальник решил достать. Я держусь, приказываю себе не плакать, хотя, ох, как же хочется! Босс не терпит возражений, он выливает на меня целый ушат недовольства и возмущений, относящихся к моей работе. Но я правда ничего такого не сделала. Он придирается!

— Почему от Марины я узнаю, что наш журнал пригласили на музыкальный фестиваль, а не от вас? — Игнат становится в позу, в карманы засовывает руки.

Я чувствую себя еще мельче, словно я букашка.

— Эта новость взбудоражила наших девочек, потому что приглашения разослали всем, не только прессе. И это стало известно сегодня утром, Игнат Артурович. Я вам собиралась сегодня сказать…

— Когда? — как бы беззлобно вопрошает он. — Вы у себя в блокнотиках все записываете, вот в этих вот, — кидается к моему столу, поднимает одну за другой записные книжки и бросает их обратно, — бесконечных своих блокнотах, — гадливо комментирует босс, — а мне сказать забываете. Не было такого? Не только у вас. И у секретаря моего, например! — кричит громче, оборачиваясь к двери, будто помощница его услышит.

Игнат продолжает, выставив перед лицом указательный палец.

— Я просил вас об одном, вас всех просил, приноровиться, привыкнуть, научиться, — с каждым новым словом тон все выше и выше, — черт возьми, работать в Битрикс!

Он внезапно огибает стол, быстрым шагом надвигаясь. Резко повернув к себе ноутбук, босс наводит ладонь на экран.