Ну а про Ингу и говорить нечего. Сука она. Знаю же, что нельзя на неё реагировать, но всегда очень тяжело переживаю, особенно когда она задевает маму.

При жизни мамы отец не знал о моём существовании, но незадолго до смерти она нашла его и всё рассказала. Когда она умерла, папа приехал в Новосибирск и забрал меня к себе. Я к тому времени только закончила школу. Для его жены и дочери это был жестокий удар, так что вся их ненависть к моей маме обрушилась на меня.

Тамара меня просто не замечала, а Инга постоянно цеплялась и изводила. Отец всё время пропадал на работе и защитить меня не мог, да его и самого нещадно клевали за измену столетней давности. Сколько раз я думала сбежать, уехать куда глаза глядят. Хотела пойти работать, снять квартиру, но отец не разрешил.

Когда папа решил отправить меня учиться в Италию, это всех устроило. Отец построил успешный и самый крупный в России бизнес по импорту вина и отправил меня учиться на энолога*. Специальность я сама выбрала и он это одобрил.

*(Энолог — специалист, создающий вино)

— Лиза! — Доносится до меня голос папы. — Лиза!

Я отрываюсь от воспоминаний и поднимаю глаза. Наверное выгляжу я отстранённо. Мы сидим за столом в ресторане «Пушкин», это обычный пункт программы для многочисленных папиных гостей.

— Я же говорила, что она дурочка, — по-английски произносит Инга и заливисто смеётся, опуская свою руку поверх руки Марко.

От этих слов, адресованных не мне, а постороннему человеку я вспыхиваю.

— Прекратишь ты уже? — по-русски одёргивает её папа.

Конечно, не прекратит, это же Инга. Марко бросает на неё немного удивлённый взгляд и поворачивается ко мне:

— Лиза, ты во Флоренции училась?

Он смотрит прямо и беспардонно, обшаривает моё лицо, соскальзывает на шею, обжигает взглядом ключицы и надолго задерживается на груди, припоминая, должно быть, что у меня там под платьем. И опять этот голос, адресованный мне. Я снова краснею и страшно на себя злюсь.

— Да, — отвечаю я и опускаю глаза на льняную салфетку, лежащую на коленях. Провожу по ней пальцами и её шероховатая поверхность немного меня успокаивает.

— А вам Пьерджорджио Аурелли не читал лекции?

— Да. Мы единственный поток, у которого он вёл занятия, — говорю я, собрав силы.

— У тебя отличный итальянский.

— Спасибо.

— Как у настоящей итальянки.

Я расплываюсь в улыбке. Люблю, когда хвалят, но он остаётся абсолютно серьёзным и это выглядит немного странно.