Заместители мои и начальник штаба повторили: „Клянемся!“
— А сами-то как живете? — спросил я.
— Как живем?.. — задумалась учительница. — Мужчин забрали на войну. Остались в деревне старые да малые. И все есть хотят. Фронт тоже требует и хлеба, и мяса. Вот мы, женщины, и крутимся, как в частушке поется: „Я и лошадь, я и бык. Я и баба, и мужик…“
С улицы пришел паренек лет восьми.
— Петя. Внучок мой, — с гордостью представила его бабушка.
Мальчик сел напротив меня. Бабушка налила ему морковного чаю, дала бутерброд с салом. Малыш пил чай, не отрывая глаз от куска сахара, который лежал передо мной. Я взял нож и тыльной стороной разрубил его на несколько кусочков поменьше.
— Угощайся, Петя.
— Это ваш, — ответил паренек, не решаясь взять.
— А теперь будет твой. Бери. Бери… Не стесняйся.
Остальные командиры последовали моему примеру и свой сахар также отдали мальчику.
— Балуете вы моего внучка. — Бабушка приласкала его. — Мы как-то не привычны к сладостям, — сказала она, видно, довольная нашим вниманием к нему.
Петя смотрел на сладкие кусочки и не мог решиться взять, а мне вспомнилось, Валюша, мое детство. Тоже нерадостное. Гражданская война, голод, разруха, эпидемии. О сахаре и не мечталось, был бы кусок „черняшки“ да картофелина! Иногда — сахарин!
— Расти, Петя, достойным дедушки своего, — сказал я, вкладывая ему в руку сахар.
— Я не верю, что дедушки нет, — вдруг произнес он. — Его не могли убить. Он сильный! Пятитонку мог поддеть плечом, и она вылезала из канавы. С гирями пудовыми играл, будто в мячик. Подбросит и поймает. У нас на селе его никто побороть не мог.
Женщина расстелила на полу половики, дала простыни, подушки, одеяла. Мы начали было укладываться спать, как вдруг — стук в дверь. Видно, знакомый стук, потому что она засуетилась, выбежала в сени. И тут же послышался радостный бабий вопль.
— Не ждала? — пробасил мужчина.
— Родненький ты мой! Сколько слез пролила по тебе. Дай я тебя раздену. Вот так. А теперь ступай в избу. Гости дорогие у нас. Они поклялись отомстить за твою смерть.
— Рано ты меня похоронила, Акулина, — недовольно пробурчал мужчина, проходя в избу.
— Да разве я?! Бог с тобой! Вот похоронка.
Она взяла ее с комода, подала. Муж прочитал.