– Ты сама мне сказала, что он только выполняет приказ Джона Фаа. Если собираешься тут сентиментальничать, я не буду тратить на тебя время.

– Тогда забирайте свой чертов алетиометр, а я возвращаюсь с Йореком.

– Куда?

– Во дворец. А появится миссис Колтер со своим Жертвенным Советом – он будет с ними воевать. Если они победят, я тоже умру, мне плевать. А если он победит, то пошлет за Ли Скорсби, и я улечу с ним на шаре…

– Кто такой Ли Скорсби?

– Аэронавт. Мы прилетели с ним сюда, а потом была авария. Вот, берите ваш алетиометр. Он в исправности.

Лорд Азриэл не протянул к нему руки, и она положила его на медную решетку камина.

– Наверное, надо вам сказать, что миссис Колтер летит на Свальбард и, как только узнает, что случилось с Йофуром Ракнисоном, полетит сюда. На дирижабле с кучей солдат, и они всех нас убьют по приказу Магистериума.

– Они до нас не доберутся, – безмятежно ответил лорд Азриэл. Он был настолько спокоен и невозмутим, что ярость в ней слегка остыла.

– Вы этого не знаете, – неуверенно сказала она.

– Знаю.

– У вас что, есть другой алетиометр?

– Для этого мне алетиометр не нужен. А теперь, Лира, расскажи мне о своем путешествии сюда. Начни с самого начала. Рассказывай все.

И она стала рассказывать. Начала с того, как пряталась в Комнате Отдыха, потом о Жрецах и похищении Роджера, о своем пребывании у миссис Колтер и дальше, все подряд.

Это было длинное повествование, и, закончив его, она сказала:

– А теперь я хочу знать одно, и, по-моему, имею право знать, как имела право знать, кто я на самом деле. И если про меня вы мне не сказали, то про это должны сказать взамен. Что такое Пыль? И почему ее все боятся?

Он посмотрел на нее, как бы прикидывая, поймет ли она то, что он скажет. Он никогда не смотрел на нее серьезно, подумала Лира; до сих пор он вел себя с ней как взрослый, потакающий милым проказам. Но сейчас, по-видимому, решил, что она созрела.

– Пыль – это то, что позволяет работать алетиометру, – сказал он.

– Ага… я уже думала об этом! Но что еще? Как о ней узнали?

– В каком-то смысле, церковь всегда о ней знала. Она толковала о ней веками, только называла иначе.